—Энгус, я не могу, ну не могу
я больше так, — жаловался давно не просыхавший Проспер Иглсуд,
который наблюдал за тремя сотнями воинов в красных беретах с
перьями белого и жёлтого цветов. Многие из них были без доспехов,
на плащах виднелся герб Иглсудов в виде серебристо-золотого щита с
красной лошадью в центре. Иглсуд с трудом наскрёб их по владениям
Ворнхолма после того, как Георг удачно захватил его сыночка и увёл
под свои знамёна самых лучших и боеспособных людей. Иглсуд
продолжал действовать на нервы:
—Он моя последняя деточка, мой
Гордей, моя надёжа, да что ж делать-то мне? — Энгус хотел бы
сказать ему, что делать, да старик ещё пригодится.
Иглсуд, выкатив глаза и дыхнув
перегаром, приблизил к нему лицо. Его борода защекотала кожу. Энгус
поморщился: этот жалкий нытик благодаря дочке-шлюхе выкарабкался из
грязи в бароны, но по-прежнему оставался тупым деревенщиной,
потомком жалких барышников. Его сын находился в заложниках у
Ворнхолма, и Иглсуд постоянно спрашивал Энгуса, нет ли о нём
известий. Каких известий? Мальчишка жив, это Энгус знал: как и
везде, в Соуборте у него были свои люди.
—Насколько мне известно, твой
сын жив, — высокомерно заверил Энгус Иглсуда.
—Ты уверен? А знаешь откуда?
Сведеньица-то верны? — встрепенулся тот.
—Тебе хочется узнать имена
моих людей, чтобы сдать их Ворнхолму ради спасения сына?
—Да ты что, ты что? Пошто
говоришь-то такое? — засуетился Иглсуд. — Мне такое и в голову не
придёт.
«Разумеется, не придёт, — подумал
Энгус, — если не подсказать».
—Но что делать-то, если он
потребует от меня... Ну, потребует...
—В этом случае следует
сообщить мне, тебе понятно? — Иглсуд живо закивал. Достаточно ли он
трезв, чтобы запомнить?
Энгус тронул коня и поехал к
городским воротам, расталкивая проповедников, бродяг, шлюх, калек и
музыкантов, которые табором расположились под стенами, пугая
жителей предместий. Они бесконечным потоком просачивались через
южные ворота в надежде, что Нортхед предоставит им работу и еду.
Город, однако, не вмещал столько желающих, выплёскивая эту свору
обратно за городские стены. Недовольные жители пригородов старались
выгнать нежеланных гостей, но тем некуда было идти — они
соглашались работать за еду. Тут процветали кражи, убийства, драки.
С середины весны к беженцам под стенами города добавилась армия
солдат, поскольку в городе негде было разместить столько людей:
население всего Нортхеда никогда не превышало двадцать тысяч. У
шлюх с ворами работы прибавилось, для остальных её стало ещё
меньше.