Сложно объяснить ту тоску, что
полыхала в моей душе, хотелось рвать и метать, но что я мог
сделать?
Астрид замкнулась в себе, как,
впрочем, и я. Я пытался ходить, но вот начинать разговаривать я не
хотел. Да и что скрывать, жить не хотелось. Вот так, видя своих
родителей каждый день, я и не задумывался над тем, кто они мне. Но
сейчас, понимая, что их больше нет, я знал правду: я любил своих
отца и маму. И не влияет на это то, что я помню свою прошлую
жизнь.
Метель сегодня за окнами особо
буйствовала, когда Брани ушел по делам в общинный дом, где он
занимал важный пост советника по торговым делам. Он оставил Астрид
за старшую, но девочке это было не интересно и не важно: она
выгорала от тоски. Даже ее огненные волосы побледнели. Я пытался
помочь сестренке, но и мои внутренние силы были на исходе. А на
улице выла злобная метель, напоминая мне, что вот она, та пора,
когда ледяные маги на самом пике своей силы и с ними связываться
зимой — верная смерть.
— Черное! — взревела Астрид и
понеслась к двери, тяжелый засов упал на пол с глухим стуком, и в
открывшуюся дверь ворвалась метель, а девочка побежала на улицу, не
подумав о теплой одежде.
Не подумал о ней и я. В своей
домашней обувке из шкуры оленя я выскочил на улицу не помня себя.
Слабенькие ножки сегодня подчинялись мне, и я, борясь с метелью,
бежал вперед в том направлении, которое мне указывала моя душа.
Метель сбивала меня с ног, но я вновь и вновь вставал, обжигая о
снег свои руки, и бежал вперед. Но ноги все же подвели меня, и
когда порыв ветра вновь сбил меня с ног, я кубарем начал
скатываться с горки. И когда остановился, то понял, что уткнулся в
черный сапог из вороненой стали. Я с надеждой задрал свою маленькую
голову что было сил вверх.
Передо мной стоял он, окованный в
черную вороненую сталь, который немедленно нагнулся и поднял меня
со снега. Я видел его короткую, всю в инее бороду и его улыбку.
— Папа, — тихо я сказал свое первое в
жизни слово.
— Ты слышала?! — рассмеялся Альрик,
обращаясь к той, что укутывалась в меховую накидку, под защитой
которой уже была Астрид, обнимая Миуюки за шею. — Первое его
слово!
— Давай его скорее сюда, на улице
холодно, — обеспокоенно проговорила мама, и папа меня передал
маленькой японке, которая как будто не чувствовала нашего с
сестренкой веса.