Старуха уже повернулась к выходу из
палатки, как стоявший за мной маг обратился к ней:
— Госпожа Эйси, разрешите первым
попользовать огневолосую девушку. — Меня перекосило от ненависти, я
чувствовал в его голосе как похоть, так и боязнь отказа.
— Акин, ты уже третий, кто попросил
меня об этом, двоим я отказала, — ответила брезгливо старуха. — Но
в твоем роду были сильные маги льда, поэтому я разрешаю, но будь с
ней нежен, хотя бы в первый раз, и не избивай ее сильно.
— Спасибо, госпожа Эйси, — горячо
поблагодарил маг за моей спиной. — Я не сломаю ей ни единой
косточки, но вы же знаете — ее надо объездить и сломить, так что
несколько синяков ей не помешают.
— Акин, зайдешь к ней позже, она
слишком молода, и дождись, когда отвар подействует, только тогда
приступай: мы же хотим, чтобы она рожала здоровых детей, и много. —
Из-за моей спины вышел толстяк в медвежьей шубе и низко поклонился
вышедшей старухе. А потом, взглянув на меня, улыбнулся.
— А перед рассветом я попробую тебя,
— проговорил он, смотря на меня своими черными глазами, и, идя к
выходу, он добавил: — Сегодня хорошая ночь, я не дам ей отвара
блаженства, пусть поплачет, а потом посмотрит, как я пользую тебя и
окропляю твоей кровью яйцо дракона.
Когда меня оставили одного, я первым
делом начал изгибаться, пытаясь почувствовать, при мне ли два моих
шила. Я не отчаивался, хоть и понимал, что если мне не повезет, то
меня ждет невеселая судьба, а то, что ждет мою сестренку — это и
врагу не пожелаешь.
«Дзинь», — оба небольших шила выпали
из-под моего короткого тулупчика и стукнулись своими лезвиями, у
которых грани были заточены.
В прошлой жизни меня разок связывали,
и тогда я просто перетер о столб веревки, ну а потом за городом
сгорела дача одного неуважаемого человека. Как выяснила тогда
полиция, три человека напились, передрались, помирились, выпили,
уснули и сгорели от неаккуратно потушенной сигареты. Огонь скрывает
следы, так что вновь настала ночь наказывать уродов. Жаль, что я не
смогу этому трупу причинить достаточно боли, той, что он заслужил,
а просто убью.
Сейчас будет проще освободиться, а
вот сражаться я не могу, как тогда. Выкручивая суставы, я смог
развернуться к шилу спиной, пододвигая шкуру пятой точкой, поймать
в руки сначала одно шило, а потом второе. Мне помогло то, что
толстяк забрал с собой последний источник света и на улице была в
разгаре ночь. После боя все в лагере должны были отдыхать.
Освободиться от пут было только на первый взгляд легко, ноги и руки
ныли от боли, от веревок остались кровавые следы.