Вот же заразы. Вот надо
им напасть именно сейчас, отвлечь от сокровенного, лишить
долгожданного? Ненависть вскипятила кровь, лопающийся фиал излил
избыток энергии в посох, и над водой вспыхнул столь яркий
луч, что затмил и луну, и звезды. Десятикратно усиленный
колдовской поток буквально слизал утлое корыто, не оставив
ни щепы.
— Вот это да!
— с восторгом воскликнул Зиз. — С ума
сойти!
— Спокойной ночи, —
проворчал, опустив раскаленное, пышущее жаром навершие посоха,
и побрел восвояси под вопли моряков.
— Мастер Артур! — юнга
нагнал у лестницы и осторожно коснулся плеча. — Это
самое... — покраснел, потупив взор, — вы нашли
суккубу? Или капитан прав, и у меня крыша поехала?
— Нашел, — устало
улыбнулся.
— А... — паренек поднял
руку, намереваясь что-то спросить, но не успел.
— И прогнал. Можешь
не бояться.
— Да я и не боялся, — с грустью
ответил подросток. — Она не выглядела страшной, злой
и с щупальцем между ног, как рассказывал боцман. Скорее,
наоборот...
— Демоны коварны и хитры.
Лучше найди обычную девчонку.
— Эх... Ну ладно. Еще раз
спасибо, мастер.
Взял под козырек и быстро сбежал
по ступеням, трясясь от нетерпения и едва
не спотыкаясь. Внутри клокотало, в горле пересохло,
а все до единой мысли воображали остаток ночи
во всех позах и подробностях. Но когда наконец-то
вошел в каюту, с трудом отперев дверь дрожащими руками,
Хира постанывала на боку, лицом к стеночке,
и ни прикосновения, ни поцелуи не смогли
ее разбудить.
— Чтоб вас всех сорок
раз, — прорычал, бросив оружие в стену, как гарпун,
и лег на нижнюю койку — без подруги, секса
и одеял.
Радовало лишь одно — все моджо
ушло на благое дело, и если не считать раздражения,
больше ничто не мешало спать. И таки заснул,
но только для того, чтобы пару часов спустя очнуться
от теплой мягкости на губах. Пожалуй, это лучший
будильник в моей жизни — суккуба лежала сверху
и самозабвенно услаждала поцелуями. Сперва даже
не поверил в реальность происходящего — думал,
очередное свидание во сне. Но нет, таких ощущений
в эфемерных игровых видениях испытывать не доводилось.
Мягкая упругость с легким рельефом скользила под пальцами,
и чем быстрее избавлялся от оков дремы
(а избавлялся, как понимаете, очень быстро), тем смелее
становились касания.
Я жадно исследовал каждую мышцу,
каждый позвонок, каждый шрам, каждую пядь пупырчатой от холода
и возбуждения спины. И боялся, что демоница растает как
туман, или передумает, или нас в который раз отвлекут,
поэтому, отринув скромность и стеснение, опускал ладони все
ниже и ниже, катаясь по упругим холмам от вершин
к подножью. А после водил по расслабленной
ложбине — вдоль и поперек, нежно оглаживая
и страстно сжимая под аккомпанемент заглушенного поцелуем
стона.