Он не знал, что влекло его сюда. Что заставляло приходить, садиться на свое каменное ложе, на котором он провел не один год, недвижимый, как труп, а душа его блуждала по мирам Пекла и царства Чернобогова, очищаясь от коросты совершенных при жизни злодеяний, грехов тщеславия, похоти, жадности и властолюбия, пока не предстала перерожденной пред взором Чернобога, а потом и госпожи его, Мораны, смиренно склонившаяся перед ней в поясном поклоне. Чистая, опаленная очищающим пламенем, переплавленная, как дурное изделие в руках умелого и безжалостного кузнеца, начавшего ковать ее заново. Но одно он знал точно – здесь ему становилось спокойнее, здесь он мог подумать и о своей судьбе, и судьбах мира.
В неверном свете магических светильников, разбавляющих вязкую, студёную мглу, он видел ряд таких же каменных лож, на которых покоились тела. Неподвижные, словно изваяния. Мертвенный призрачный свет укрывал их точно саван, а лица, освобождённые от человеческого несовершенства, приобрели белоснежную, матовую недвижимость. Не мёртвые, и не живые. Мужчины и женщины.
Рядом с бывшим ложем Ворона лежала женщина. Заострённые черты приятного, широкого лица, густая грива светлых волос. Пушистые ресницы. На красивом лице печать властолюбия и жестокости. В неверном свете поблескивала кольчуга, поддетая под набранный из металлических пластинок панцирь. Тонкие пальцы на крепких ладонях воительницы сжимают рукоять меча, смотрящего остриём на приподнимающие лёгкий саван мысочки.
При жизни она была княгиней. Не меньше. Но что привело её в Твердыню Моранову?
Ворон прикрыл глаза. Сосредоточился. Его подхватил воющий порыв ледяного ветра. Швырнул во двор княжьего терема. Выло и ревело пламя, разило гарью. На ветви высокого дуба, вниз головой висела обнажённая молодая женщина. По белой коже текли струйки крови, синели кровоподтёки от немилосердных ударов. Женщину били судороги, сопротивляться она больше не могла. Под ней полыхал костёр. Где-то надрывно кричал ребенок. Кажется, он звал маму. Рядом, рвётся из рук дружинников витязь в окровавленной броне. Тёмно-рыжие волосы липнут ко лбу.
– Добрава! Добрава! Отпустите её, мрази! Что она вам сделала?! – срывая голос орал витязь.
– Смотри, смотри, Воислав, – слышит Ворон насмешливый женский голос, который мог принадлежать только очень красивой, очень злой и жестокой женщине. – Я тебя предупреждала. Предупреждала, что пожалеешь ты о своём решении. Теперь, хорошенько смотри, как подыхает твоя сука, и как сдохнет твой сучёныш. Ты сам будешь жить. Я уже договорилась с кхасарскими купцами. За такого молодца как ты хорошо заплатят. Ты будешь жить, носить рабский ошейник. И до конца своей жалкой жизни помнить день сегодняшний, и то, как из-за тебя в муках кончилась твоя семья.