Особенно когда дело касалось переговоров с
рундами.
Северяне приближались, и с высоты надвратной
башни Аллантайн смог хорошо их разглядеть. Шестеро всадников – двое
одеты побогаче, остальные четверо – хорошо вооруженная охрана.
Копья опущены наконечниками к земле как символ мирных намерений. Но
эта демонстрация не успокаивала. Зачем он согласился их принять?
Зачем влез в этот диалог, в довершение ко всему организовав эту
встречу тайком от Миссолена? Лишь сейчас, увидев переговорщиков во
плоти, Брайс Аллантайн осознал, насколько рисковал.
Северяне остановились перед воротами.
Рыжеволосый мужчина в дорогих мехах – видимо, то был один из
отпрысков вождя Магнуса – отделился от свиты и направил коня ближе.
Остальные воткнули копья в землю.
—
Я Вигге, старший сын вождя Магнуса Огнебородого, — обратился он на
имперском, старательно выговаривая иноязычные слова. Язык давался
ему сложно, но говорил северянин грамотно. — У моего отца есть
предложение для герцога Освендиса. Я прошу приюта для своих людей и
клянусь, что мы не сделаем ничего, что заставит вас нарушить
священный закон гостеприимства.
Часовые переглянулись и уставились на Брайса,
ожидая ответа. Настало время решать.
—
Еще не поздно отправить их восвояси, ваша светлость, однако… —
начал было секретарь, но герцог жестом заставил его
замолчать.
—
И без тебя знаю.
Рунды терпеливо ждали. Следовало отвечать
прямо сейчас. Брайс всегда трусил, когда решения грозили стать
судьбоносными. В конце концов раньше их всегда единолично принимал
отец. И Брайс осознал, что разменял пятый десяток, так и не
научившись ответственности. Он с кряхтением поднялся и махнул
рукой:
—
Приветствую тебя, Вигге, сын Магнуса. Приветствую твоих людей. Пока
вы в Лаклане с мирными намерениями, клянусь, что буду защищать вас,
как родную семью. Мои двери для вас открыты.
Вигге почтительно поклонился. Для варвара он
оказался весьма умелым во всем, что касалось этикета. Брайса это
пугало: всю жизнь он воевал с этим врагом, но так его и не изучил.
И сейчас враг казался куда дружелюбнее, чем он предполагал. Но было
ли то дружелюбие искренним?
Заскрипел ворот, опуская мост через ров.
Скрежетали, открываясь, ворота. Брайс спустился, чтобы проводить
гостей в господский дом.
Рунды выглядели даже не спокойными –
безмятежными, словно прибыли не в стан давнего врага, а оказались в
кругу домочадцев. Это выводило Брайса из себя: ведь если северяне
чувствовали себя здесь в безопасности, очевидно, имели некое
преимущество. Несколько дней назад Брайс распорядился отправить
разведчиков в сторону севера: один отряд вернулся с границы без
особых новостей, а второго ждали со дня на день.