«Тань, может еще огурцы здесь ебанём, до кучи? А? Сморкаться, если что, на кухне будем. А чо, и там, и там сантехника. Руки можно в сливном бочке сполоснуть, правда? Зубы в унитазе почистим. Параши у нас экологические, говно своё, родное!».
«Нонка, ну не начинай, – отбивалась тётя Таня, – Я на пару минут оставила! Сама-то на кухне что устроила?! Плиту за тебя кто мыть будет? Иисус Христос?».
«На какие пару минут, дура? Полдня уже ни дыхнуть, ни пёрнуть!»
Слово за слово. Разнимали вдесятером.
А на поминки тётя Нона пришла и даже венок принесла самый красивый – овальная пластиковая хвоя с черно-золотистой широкой лентой поперёк. Тётя Таня расплакалась и крепко обняла ненавистную врагиню. Смерть – она мирит.
Впрочем, замечал Миша и другие странности. С Вовой общались все и любили его тоже все, а говорила про него только его мать. Гости участливо поддакивали, иногда вспоминали коротенькие случаи, но в основном просто уплетали вареную курицу с багровой «Изабеллой» из тетрапака. Мише показалось это несправедливым. Юрий Саныч, например, местный слесарь и пожизненный алкаш, вполне мог рассказать про то, как Вова ему помогал настраивать интернет. Молодая пара – Коля и Юля – могли бы припомнить Вовину помощь с переездом.
Вовин гроб в вертикальном положении доставал до потолка. Вова и сам почти доставал до потолка, а в гробу наконец дотянулся. Миша привык к его гигантским пропорциям, всё-таки часто сталкивались и на лестнице, и на кухне, и в умывальнике, но, заключенный в сосновый ящик, Вова казался легендарным богатырем.
Мише неожиданно вспомнился случай из раннего детства.
Они с отцом пошли в душ. Общажный душ был общий, на четыре открытые кабины. Под вечер в душ выстраивалась длинная очередь, но в тот раз им повезло. Они сразу зашли, разделись, некоторое время ждали, пока вода стечет и превратится из ледяной в чуть тёплую. В душ зашел Вова, как всегда, пригнувшись, чтобы не вмазаться в дверной проём. Маленький Миша ещё не видел таких огромных людей. Вова легко скинул потную футболку, треники и, улыбаясь, пошел в кабину. Миша увидел длинную смуглую палку между Вовиных ног, затем посмотрел вниз и увидел свои детские причиндалы. На всякий случай, Миша взглянул и на отцовский писюн, который был существенно больше Мишиного, но не шёл не в какое сравнение с Вовиным достоинством. По приходу домой, маленький распаренный Миша восторженно сообщил маме: «Мам, там у дяди тааакой большой писюн!» Отец тогда поперхнулся пивом и еще полчаса не мог откашляться.