- Слушайте, дружинники, - с плохо скрытым раздражением сказал
Корышев. – Я не ем надзирателей ни на ужин, ни на завтрак. Оставьте
меня в покое. Я не виноват, что вам что-то показалось, привиделось
и послышалось. Снимайте с меня наручники и убирайтесь к чёртовой
матери!
У Баринова грозно затрещала рация. Он потянул её из держателя на
рукаве.
-… Всем группам в районе Новолитовской и поблизости! Ситуация
ноль! Срочно нужна силовая поддержка!
Димка с сожалением цокнул языком:
- Ну как назло, ни раньше, ни позже… Лад, я бы промолчал, но по
нулёвке надо ехать.
- Ты кому объясняешь? – вздохнула я.
- Баринов на Мира! – отозвался он в микрофон. – Выезжаем на
точку!
Там тоже какая-то беда на этой Новолитовской. И раз ситуация
ноль, значит, или кто-то из наших, или обычные люди в опасности. И
все дежурные группы, кто сравнительно недалеко, отзовутся и поедут,
если, конечно, совесть не потеряли. Баринов не потерял.
- Ребята, в машину, быстро! – скомандовал Димка.
Его напарники моментально исчезли из квартиры.
Баринов нетерпеливо кивнул и мне:
- Ну, что стоишь? И ты давай в машину.
- Вам нельзя меня брать, ты же знаешь.
- А мы тебя в машине запрём. Отработаем вызов и сюда вернёмся.
Этот… - Баринов мотнул головой в сторону кикиморы, - … в наручниках
и ссаных штанах из квартиры никуда не денется.
- Давай, я лучше здесь останусь. На всякий случай.
Баринов на несколько секунд задумался.
- Ладно, оставайся, - решил он. – С руками за спиной он будет
вести себя хорошо… Правда, Корышев?
Кикимора покосился на нас и, не открывая рта, утвердительно
угукнул.
Я пошла за Бариновым в прихожую.
- Ты повнимательнее с ним, - серьёзно сказал Димка, выходя из
квартиры. – Так-то он в нашей конторе на хорошем счету, но сейчас
он зол, оскорблён и унижен, поэтому лучше к нему близко не подходи.
Не рискуй. Дождись нас. Я ещё по пути с Карпенко поговорю, расскажу
всё, как есть, посмотрим, затеет он расследование по форме или
скажет нам Корышеву извинения принести…
- И если извинения?
Баринов оглянулся, уже спускаясь с лестницы:
- Тогда извинимся. А душу из него потом всё-таки вытрясем. Я ж
его насквозь вижу: он что-то знает, но не хочет говорить.
Я захлопнула дверь и вернулась в комнату. Корышев сидел на
прежнем месте у стены, и его несильно, но заметно потрясывало.
Увидев меня, он демонстративно отвернулся.