У деда по вискам тек пот, а в
глазах было какое-то странное непонимание и усталость.
— Что это было, дед? — спросил
я, только потому, что хотел услышать свой собственный голос. Голос
был совершенно обычным.
— Хозяева приходили. Рано. Не
думал, что так рано заявятся.
— И кто они такие? — и опять
же, мне это было совсем неинтересно, но я спросил, чтобы услышать
голос. Еще раз.
— Жабы они. Крупные, рогатые,
с большой головой. Сильные твари. Давай спать, завтра
поговорим.
— Хорошо, дед, — сказал я ему
тогда.
И теперь он спит. А мне — не
спится.
В
той норе, во тьме печальной,
Гроб качается
хрустальный.
На
цепях между столбов.
Не видать ничьих
следов…
(1)
Утром я встал злой и не
выспавшийся, зато без всяких признаков тоски-печали, и тут же был
послан, но пошел за водой. Воду нужно было брать в колодце.
Догадайтесь, кто его вчера выкопал. Там же, можно было и умыться,
немного в стороне. Любые обратные действия были возможны совсем в
другой от колодца стороне. И да, эту яму копал тоже я.
Когда вернулся, дед повторил
вчерашний свой фокус, кинул шарик огня в темную приблуду, подвесил
ее на веревку, свисающую с потолка, и налил туда, принесенной мной,
воды. Через пару минут мы уже завтракали и я спросил:
— Дед, а как ты огонек
делаешь? Ну, без щелчка?! Как?
— Какой щелчок? Ты о чем? —
вместо ответа я щелкнул пальцами и сделал вид, что добыл шар огня,
— ах, это… это я твое внимание привлечь хотел.
Я так и застыл с недонесенной
до рта ложкой. Обалдеть, я значит все пальцы себе стер щелкая,
потому что думал… А он… Ладно. Запомню.
Мы поели, потом дед ушел на
охоту, а я пошел закидывать болото палками, по обе стороны от
нашего лагеря, за двести шагов туда и за столько же, обратно.
Занятие, мягко говоря, однообразно интересное. И творческое. Потому
как, швыряться деревянными изделиями можно по-всякому. Швырнул и
пошел на другую точку, там швырнул, и пошел обратно.
Чем я и занимался, пока дед не
вернулся с добычей. Добычу он припер на волокуше. Четыре
туши.
Пообедали, и дед стал
готовиться, а я продолжил выполнять генеральный план. Для
разнообразия, теперь я закидывал две хворостины, одну обычную, а
другую с добычей. Каждый раз, проходя мимо нашего лагеря, я бросал
взгляд на деда. Он что-то мастерил, но что именно — видно не было.
А я, как маятник. Туда-сюда.