Я кивнул, вопросительно посмотрел в сторону выхода из кабинета и
получив одобрительный жест, отпущенный даже не головой, а лишь
глазами судполовца, устремился на свободу. Пока я шёл по участку
меня никто не задержал. Более того — на меня даже внимания особого
не обращали, да и я не стремился его к себе привлекать. Дороги
спрашивать не пришлось, поскольку здание и его планировка были
интуитивно понятны.
Потому, уже через пару минут я был на улице и дышал грязным, но,
всё же, свободным воздухом. Как звали, и в какой должности был мой
визави — я так и не поинтересовался. Негодование, вперемешку с
испугом, выдули эти вполне закономерные вопросы из похмельной
головы, в которой всё же тлела мысль о том, что эти данные никогда
больше не понадобятся.
Насчёт опоздания на работу не стоило волноваться. Ведь, даже
если дело выплывет на дисциплинарную комиссию, легко смогу сказать
правду — был в участке и это подтвердится. Но всё же я спешил. Не
потому, что считал своим долгом появиться на службе как можно
быстрее. Просто казалось жизненно необходимым поделиться пережитым
с тем, кому я хоть чуть-чуть небезразличен.
С момента моего высвобождения прошло сорок минут и вот я
распахиваю дверь кабинета своего начальника, но его, увы, на месте
нет. Наверное, вышел в уборную. Без стеснения взгромождаюсь в
начальническое кресло и начинаю шарить по ящикам стола. Я знаю, что
именно там хранится то, что помогает притормозить скачущие во весь
опор мысли, сделать себя, на время, чуточку тупее... В самом нижнем
ящике находится контрабандный коньяк. Здесь же одна из двух
дежурных рюмок. Она наполняется доверху и алкоголь спешно стремится
в желудок, когда дверь распахивается и на пороге появляется
Сергей.
— Ты чего, охренел? — негромко, но злобно вопрошает он, выпучив
глаза, кстати, сегодня не красные — такое бывает нечасто. Очевидно,
положительно сказались вчерашние процедуры.
— Нет, — коротко отвечаю и звонко ставлю стопку на
поликарбонатную столешницу, заделанную под дерево. — Ты же ведь не
против? Правда?
— Ну, ты... — он не договорил, махнул рукой и, наконец, закрыл
за собой дверь. — Опять? — строго спросил он. — Опять, спрашиваю?
Мало тебе одного залёта?
— Я не виноват, — почти по-детски отзываюсь, скукоживаясь, будто
в ожидании отцовской звонкой затрещины. — Это всё судполовцы...