В последний раз у меня это было в 2031-м. Тогда у одного нашего
общего с Сергеем знакомого ещё была собака. Старая-пристарая. Он
взял её ещё до того, как питомцы оказались недоступны простым
смертным, но собака жила так долго, что даже стала объектом
судебного разбирательства. Муниципалитет заверял — животное должно
облагаться налогом по правилам, общим для всех. Хозяин собаки,
точнее, его адвокат, утверждал, что закон обратной силы не имеет и
владелец не обязан платить налог, так как зверь был приобретён ещё
до пересмотра налогового законодательства. Конечно, суд выиграл
муниципалитет, с поправкой на то, что расходы на устройство собаки
в приют возьмёт на себя город, в случае если ответчик будет и
дальше упорствовать и не выплачивать должные подати. В итоге
раскошелиться пришлось. Сначала на судебные издержки, потом на
выплату всех задолженностей за прошлые двадцать три месяца — ровно
столько шло слушание, из которого СМИ сделали целый новостной
сериал.
Вскоре собака умерла. Хозяин принял это стоически. Мне было его
жаль, но не так чтобы очень. А теперь мне жаль и его и себя. Себя,
потому, что я всего пару раз по-настоящему потрепал мохнатые уши и
холку. Было это девять лет назад.
— Ты видел? — не сдерживая эмоций, одёргиваю за рукав Сергея,
проталкивающегося меж людей немного впереди меня.
— Чего? Мышей? — не оборачиваясь, уточняет он.
— Ну, да. Откуда они тут?
— У них и спросил бы, — хохотнул шеф. — Откуда мне знать?
Выращивают, наверное.
— Интересно, сколько стоят?
— Можно за пять фонариков сторговать, — обыденным тоном заверяет
Серёга.
— Да ну? — не верю в столь фантастически низкую, по нынешним
временам, цену. — В питомниках они раз в сто пятьдесят больше
стоят, если конечно фонарики твои конвертировать.
— Так, то в питомниках... Ты лучше сюда смотри, —
приостанавливается он и кивает на прилавок, чуть углублённый в одну
из комнат, по левую руку от нас.
За прилавком стоит парень в матерчатом фартуке и шапочке белого
цвета. И перед и за ним, на полках расставлено множество стеклянных
колпаков, под которыми ждут своих покупателей настоящие булки…
Настоящие, как в детстве! Правда, даже тогда, действительно вкусный
хлеб я ел не так часто. Например, когда отец расщедривался и
покупал какой-нибудь каравай в частной пекарне. Тогда это ещё мог
себе позволить человек со средним достатком. Или же, когда
получалось купить свежеиспеченный, ещё горячий заводской хлеб. Он
тоже был вкусным, правда, только пока не остывал. После он
становился пресным и заметно грубел. А то, что таилось под
стеклянными сферическими крышками, выглядело так, будто продавец
только-только, прямо на прилавке, замесил тесто и, где-нибудь в
подсобке испёк всё это великолепие.