– И войско взбунтуется! Клянусь…
Скрипач поднялся, подошел вплотную к Блистигу – и Кулак отступил. Скрипач ничего не сказал, только улыбнулся; в спутанной ржавой бороде сверкнули зубы.
Блистиг выругался и развернулся.
– Все это на вашей совести.
– Капитан Йил, капитан Гудд, – произнесла адъюнкт, – проводите Кулака Блистига.
Мужчина и женщина, державшиеся в стороне, встали по бокам от Блистига и последовали за ним в направлении колонны.
Скрипач вернулся к лежащему Рутту и присел возле него на колени, поставив руку рядом с тощим лицом. Потом поднял глаза на Бадаль.
– Он вел вас?
Она кивнула.
– Как далеко? Как долго?
Она пожала плечами.
– Коланс.
Вскинув брови, Скрипач бросил взгляд в сторону адъюнкта, затем снова посмотрел на Бадаль.
– И сколько дней идти до воды?
– В Икариасе были колодцы. Дотуда… Я не помню. Дней семь? Или десять?
– Без шансов, – произнес кто-то из толпы за спиной у адъюнкта. – Наших запасов хватит на день. Без воды мы выдержим не более трех дней… Адъюнкт, мы не дойдем.
Бадаль склонила голову набок.
– Где нет воды, есть кровь. Мухи. Осколки. Где нет еды, есть мертвые дети.
– В этот раз Кулак Блистиг прав, адъюнкт, – послышался еще чей-то голос. – У нас не получится.
– Капитан Скрипач.
– Да?
– Пусть твои разведчики проводят тех, кто на ногах, к повозкам с едой. Остальных поручить хундрилам. Проследить, чтобы всем досталось воды – и еды, если получится.
– Слушаюсь.
Скрипач протянул руки к Рутту и подхватил его. Теперь Рутт стал Ношей. Он сам нес Ношу, пока мог, а теперь несут его, и так будет продолжаться вечно.
– Адъюнкт, – произнесла Бадаль, провожая взглядом Скрипача с Руттом. – Мое имя Бадаль, и у меня для тебя есть стихи.
– Дитя, если ты так и будешь тут стоять, то умрешь. Я послушаю твои стихи, но позже.
Бадаль улыбнулась.
– Да, Мама.
И у меня для тебя есть стихи. Бадаль вглядывалась в надрывающиеся спины, истертые канаты, поваленные статуи вдоль тропы. С того первого разговора минуло две ночи, и с тех пор адъюнкта она не видела. Ни адъюнкта, ни мужчину по имени Скрипач. Еще не стало воды, и Рутт все не просыпался, а Сэддик сидел на тюках и раскладывал узорами свои побрякушки, после чего убирал их обратно в мешок до следующего раза.
Бадаль слышала ругань и споры. Видела, как вспучиваются волны в людском потоке, как солдаты размахивают кулаками, хватают друг друга, достают ножи. Смотрела, как мужчины и женщины плетутся навстречу смерти, ведь до Икариаса очень далеко. Воды не осталось, и некоторые начинали пить собственную мочу и оттого сходили с ума, ведь моча – это яд. Однако при этом они не пускали кровь умершим, а просто оставляли их лежать на земле.