- Шпагу, говоришь? Ах, мин херц Питер, только из уважения к
памяти прадеда, чье имя вы носите… - Пален улыбнулся, недослушав, и
пошёл вперёд, протягивая руку. - Да, только из уважения вы не
будете повешены!
Сильно отталкиваюсь от стола… клинок неожиданно легко входит
графу в живот. Сейчас посмотрим, голубчик, чем ты нынче закусывал.
Не хочет показывать - молча валится набок, утягивая оружие за
собой. Нет, друг ситный, так не пойдёт!
Немая сцена. Что застыли, не ожидали подобной прыти от
придурковатого императора? Для надёжности упираюсь ногой Палену в
грудь и выдёргиваю шпагу. Вовремя - успел подставить под
опускающийся палаш. Ур-р-р-оды, никакого почтения - царей убивать и
так грех большой, а уж в капусту рубить… Чай не в лихой
кавалерийской атаке. Кто это, не Фёдор ли свет Сергеевич? И не
сидится дома трухлявому пеньку?
Старый-то он старый, но удар Борятинского заставил отступить
назад, к столу. Я не великий полководец, мне ретираду совершить не
зазорно. Левая рука нащупывает графин. И тут же противник едва
успевает уклониться от летящего в лицо хрустального снаряда,
доставшегося стоящему позади генералу с мясистым красным носом.
Точное попадание в лоб - осколки брызнули немногих хуже гранатных,
с меньшим, правда, ущербом для неприятеля.
Зато удивил. И даже, кажется, остановил. По-моему неожиданный
отпор и внезапная гибель Палена несколько остудила пыл
заговорщиков. Впрочем, не стоит себя обманывать, обратной дороги у
них нет.
- Навались! - орёт Зубов.
Опомнились, стряхнули наваждение… храппаидолы!
- Платоша, а не угостить ли и тебя горячительным? Али
табачку на понюшку?
- Убью!
Не убил. Застыл, широко открыв рот, когда от дверей раздался
спокойный голос поручика Бенкендорфа:
- Товсь! Цельсь! Пли!
Однако против лома нет приёма. Особенно если этот лом мелко
порублен и заряжен в гвардейскую фузею образца тысяча семьсот
девяносто восьмого года. Шучу, конечно, но там калибр таков, что
вполне можно и картечь горстями засыпать - палец пролезает. А
бабахнуло не хуже катюши - спальню заволокло дымом, сквозь который
доносились крики раненых и уверенные команды Александра
Христофоровича:
- Скуси! Забей! Товсь!
Пользуясь всеобщей суматохой, на всякий случай лезу под стол.
Оно мне нужно, пулю от своих схлопотать? А если назвать это военной
хитростью и отступлением на заранее подготовленные позиции, так
вовсе выглядит не благоразумной осторожностью, а чуть ли не
безрассудным геройством.