Но место занято - кто-то в парадном мундире (пор рукой
чувствуется жёсткое золотое шитьё) отталкивает меня, и не пускает
прятаться. Что же за скотина такая? Бью наугад обутой в тяжёлый
ботфорт ногой. Раз, другой… на третий ногу перехватывают и резко
дёргают на себя. Валюсь навзничь, крепко приложившись затылком о
паркетный пол так, что искры и глаз да шпага вылетела из руки и
укатилась в неизвестном направлении, и тут же сверху наваливается
громадная туша. Мало того, что душит, так ещё и царапает шею
камнями повёрнутых внутрь перстней.
Пытаюсь отбиться, но противник явно сильнее. Ах ты фашистская
сволочь… Впившееся в ляжку сквозь кожу лосин что-то острое
побуждает к действию - очень не хочется помирать раненому в
задницу. Тыкаю обоими указательными пальцами туда, где по блеску
угадываются глаза… правым попал, да так, что на лицо плеснуло
липким и горячим. И уже можно освободиться, вздохнуть, и встать
хотя бы на четвереньки.
Ещё залп! Пули хлестнули по окнам, и поднявший шторы холодный
мартовский ветер задул свечи. Дым, впрочем, тоже развеял, что стало
заметно после того, как внесли несколько зажжённых факелов. А
стреляют-то солдатики хреново - из десятка заговорщиков лежат лишь
пятеро, причём троих могу с гордостью записать на свой счёт.
Поднимаюсь с колен, пока никто не обратил внимания на пикантную
позу, и стараюсь принять величественный вид.
- Поручик, тебе тоже не спится? Согласись, в этой ночи есть
какая-то томность.
Сказать, что Бенкендорф выглядел удивлённым - ничего не сказать.
Не удивлённым, скорее стукнутым пыльным мешком по голове. И лицо
являло сложную гамму чувств, а чо, как настоящий буржуй я теперь и
в фортепьянах разбираюсь, - от облегчения при обнаружении меня
живым и здоровым, до некоторого разочарования. Неужели он огорчился
невозможностью свершить праведную месть за невинно убиенного
государя?
- Ваше Императорское Величество!
Возгласу поручика вторит звон. Звон оружия, брошенного
заговорщиками на пол. Виктория? Да, она, но только с тыльной
стороны, с той, где спина теряет своё благородное название. Так что
рано ещё праздновать, вот кое-что сделаем, и уж тогда…
- Солдаты! Братцы! Орлы! - гренадёры вытянулись по стойке
смирно, хотя, казалось, более некуда. - Да, орлы! Но не
солдаты-победители… Почему на поле боя оставлен враг не желающий
сдаваться?