— Командир, а как его звали? — какое-то спокойствие напало на
меня. Всё! Кончилась истерика.
— В смысле? — на его лице было удивление.
— Ну, Тунгус — это ведь не имя. А, по-другому, как то и не
знаем.
— Антон, его звали Антон.
Потом было возвращение на базу. Я угодил в госпиталь, на неделю,
оказывается, был ранен — в руку. По касательной, почти царапина, но
эскулапы залютовали и заперли меня. Подозреваю, не обошлось без
отцов командиров, да и верно, крыша у меня подтекала конкретно, ещё
завалил бы какого — «бородатого». А так хоть успокоился немного. Но
вот жалость во мне умерла. Совсем.
Забирая меня от эскулапов на стареньком, видавшим виды уазике,
старший лейтенант Рогожин пытался выяснить моё душевное
состояние:
— Как себя чувствуешь, Егор? — рулит, время от времени,
посматривая на меня.
— Да нормально, товарищ старший лейтенант! — вздыхаю. — Я сразу
себя чувствовал нормально. Рана-то тьфу, кусок кожи содрало!
— С мясом, Егор, с мясом!
— Ой, да сколько там этого мяса-то было? — и тут решаюсь. — Это
ведь вы меня в больницу законопатили?
— Так, сержант, что за базары? Ты был ранен, вот и
лечился!..
— Товарищ старший лейтенант, ну что вы меня за дурака-то
держите? Что я не понимаю... Вы боялись, что я кого-нибудь
шлёпну?
Молчит, смотрит на дорогу, потом повернувшись ко мне
говорит:
— А ты уверен, что не стрельнул бы какого-нибудь, — крутит в
воздухе пальцем, — скажем так «не русского».
Вздыхаю и, отвернувшись к окну, признаюсь:
— Нет, не уверен! Когда Тунгус погиб... я, наверное, не
сдержался бы. Увидел бы какую-нибудь бородатую харю... или
пристрелил бы, или зарезал...
— Вот! А ты говоришь! — и потеплевшим голосом. — Я понимаю
тебя... но ты солдат, Егор... и дай бог, чтоб это была последняя
потеря! Но надеяться на это не стоит... Знаешь, сколько у меня было
таких потерь? Только я командир и не могу раскисать, потому что, на
мне ответственность за тех, кто жив! — молчит, смотрит на дорогу и
молчит, думая о своём.
— Говорят... потом привыкаешь, становишься равнодушней?
— Нет! Каждый раз как в первый... Каждого помню... — лицо
командира меняется и из уголка глаза бежит слеза. — Нельзя
привыкнуть к смерти... своих ребят! Может, это про врагов сказано?
Тут заморачиваться не надо... Сделал работу и пошёл себе
дальше...
Сморгнув слезу, какое-то время молчит: