Салих молча склонил голову, признавая правоту аги. Позже он доложил хозяйке, что лекарь обустроился и приступил к изготовлению снадобий. Сам врачеватель был крайне ошарашен тем, что его место жительства так неожиданно поменялось. Но хозяйку он знал очень хорошо, ее прекрасные глаза могли ввести в заблуждение первого встречного. Все близкие знали, что с ней шутки плохи. Мираш счел за лучшее покориться и не роптать. Тем более, что мысли его уже занимала новая пациентка и ее непонятное заболевание.
А Салиха уже ждало новое задание. Госпожа велела ему спешно собираться, так как впереди была дальняя дорога.
–Поезжай, Салих! Это письмо очень важное, ты и сам это знаешь. Никому не могу доверить его, только тебе. Помни, оно не должно попасть в чужие руки. Ни при каких обстоятельствах. С именем Аллаха, милостивого и милосердного, отправляйся, Салих ага. Как вода быстро стекает с горного склона, так и ты поезжай и возвращайся с добрыми вестями.
Ветер уже привычно загудел для Салиха, удаляющегося от поместья на своем скакуне в то хмурое утро. А его госпожа все вглядывалась вслед аге, повторяя про себя молитву:
– Я вверяю Всевышнему твою преданность и деяния твои. О Аллах, сотвори для раба своего легкую дорогу, и пусть далекое станет близким. Грехи пускай простятся ему, и, куда бы он ни отправился, праведность будет ему путеводной звездой и хлебом его…
Стоял один из дней, когда солнце, встречаясь с влагой, рождало разноцветные дуги среди облаков. Ливень то вдруг начинал, то затихал где-то вдали от усадьбы. В такие моменты среди серости пробивались солнечные золотинки, и было непонятно, что происходит между светилом и небесными водами. Радуга вдруг прозрачными шарфами протягивалась вдаль и растворялась.
Хюррем силилась рассмотреть её многоцветье, но различались лишь два -три оттенка, остальные же были слишком прозрачны. Утомившись за несколько минут, она осторожно перешла с оттоманки у окна к кровати.
За эти несколько недель ей, кажется, стало легче, но иногда она сомневалась в этом. Бывало она могла встать с кровати и сделать несколько шагов. Но были дни, когда всё тело сковывали недвижимые цепи, и даже голову повернуть еле удавалось. В такие периоды она лежала и плакала от бессилия и разочарования.
Сегодня почему-то отступила смурь. Хюррем замирала от страха, что немощь опять придет, и в то же время жадно ловила ощущение жизни в своём теле. Опустившись на кровать, она долго лежала, прислушиваясь к тени и свету. Торопиться было неразумно, но возможно необходимо…