На счастье старлея – залечь
получилось моментально, да подвернулось небольшое углубленьице, да
между ним и немцами оказался крошечный холмик, так-то поляна была
вроде ровная как стол, но залегшему человеку и совсем
незначительные перепады во благо оказались. Те самые мелочи и
пустяки, от которых жизнь человека зависит очень часто. И опять же
пулеметчик, не пойми с чего, основное внимание почему-то уделил
тому самому железному коробу, – не меньше пяти пуль в него
бздынькнуло.
Который раз за сегодняшний
злосчастный день начальник штаба ругал себя ругательски. Теперь,
лежа посреди ровного поля под пулеметом, особо остро подумалось,
что даже винтовка сейчас была бы спасением! Головы не поднять,
сейчас тот шустрила, что раненых добил, спокойно подойдет поближе –
и все.
Опять звякнуло в ящик, защелкало,
зашелестело рядом. Земля посыпалась мелкими комочками. И с
револьвером ничего не получается, – сдвинул кобуру как положено при
ненужности на задницу, не дотянуться рукой сейчас, не выставляя
себя на общий обзор.
Опять бздынькнуло. Удары пуль в землю
ощущались всем телом. Вроде маленькие, а как колотятся! Тоска сжала
сердце, который уж раз за сегодня-то…
Но – вот так сдохнуть?
Злость и ужас – все сразу.
С запозданием сообразил – что-то
изменилось. Трескотнули коротко вперехлест еще пара пулеметов… Рев
моторов, треск…
Аккуратно с опаской чуток высунулся –
и не увидел немцев. Зато увидел наш танк БТ и своих – по форме
судя. А немцев и след постыл. На радостях вскочил, тут же рядом
свистнуло. Начал орать, что – свой! Не поняли, влепили рядом
очередь.
А потом злобно и грозно пролаял
резкий голос с малороссийским акцентом:
– Ляхай, руки в хору!
Танкист, чумазый и свирепый. Наш,
точно, хотя автомат странный какой-то, и не такой, что у Корзуна
был.
– Пиднимайся и не дури! Ты хто?
Назвал себя. Танкист посмотрел еще
более подозрительно, буркнул:
– По-нимицьки не розумею, пиднимайся.
Хенде хох!
Берестов встал, словно столетний
старик, вроде и лежал, – а устал, словно на разгрузке вагонов с
чугунными болванками. Танкист только сейчас видно разглядел рубцы и
шрамы на лице, сбавил немножко обороты, с тем же подозрением, хотя
и на полтона ниже потребовал назвать себя.
Начштаба уничтоженного медсанбата не
стал ничего говорить, достал из кармана гимнастерки удостоверение,
протянул. Танкист, чин которого и черт не разобрал бы по шлему и
синему комбезу, козырнул небрежно, словно муху у себя с носа
согнал, спросил: