«За што так карает господь, ладно мене, а ишо и детей моих, за какие грехи такой тяжелый крест?» Ей захотелось закричать, громко разрыдаться, но она в мыслях одернула себя: «нет – нет. Дети должны меня видеть спокойной, сильной, целомудринной. Господь знаит и все видить, мы ходим под господом богом, тольки он спасеть моих дитей, мою плоть и кровь.»
Дети без нытья и хныканья дошли до дедовой хаты.
Наташа постучала в окно. Как всегда, Арина выглянула и затем вышла на крыльцо.
– О, божечки, да к мине мои унучата, – и принялась их расцеловывать – ну ходите, ходите у хату. Наташа, зажги карасиновую лампу. Я дюже рада, што вы пришли. Ляжу, разные мысли у голову лезуть, уже и молилась, и свяченой водой умылась, и напилась водички. Ах, гости мои дорогие, жалочки вы мои, радость то какая.
– Маманя, да мы к вам надолго, у нас радости нет, а вот беда, хата сгорела до тла. Вот.
Мать замерла в недоумении.
– Как, сгорела? Царица небесная, господи, да откуля ж такие беды и напасти, дочичка? – взвыла Арина.
– Маманя, ни надо так голосить, дети, унуки ваши вон усе живые, и лохмоты, и харчи спасли, – успокаивала Раиса старушку – мать, обнимая и прижимая к себе маленькое сухое тело.
– Дочичка, Раичка, господь бог дал тибе красоту, а щастя нету. Бедная и несчастная, господи.
– Маманя, муж у мене дюже хороший. И деток он скольки бог дал – и слухняных, и красивых. Детки – мое богатство, моя радость, они – моя жизня, а то усё прах и у землянках люди живуть. Ладно, маманя, давайте мостица спать.
У Осипа и Арины раньше была большая семья, аж десять детей, четырех дочек выдали замуж, двоих сыновей женили в свои хаты. При них остались три сына, которым ещё предстояло идти в армию, и одна дочка на выданьи. Так что в их доме лавок много, печь большая, лежанка, а подушек, одеял и спального барахла было предостаточно, чтобы разместить семью Раисы.
– Натачка, дочичка, лезь на полати, наскидывай подушек, одеял, пярин, люльку снями.
Люльку повесили, как и в прежние времена, когда Арина рожала своих детей, перед деревянной большой кроватью, которую Осип сделал сам.
Разместив всех своих детей, Раиса легла вместе с матерью возле люльки, в которой тихонько посапывал Петр.
– Раиса, дочка, ну хто ж поджог хату, вы ж никому ничево плохово не делали?
– Маманя, вот выпустють мого мужа Александра, и усё будя, как было. Нынче ребятишек Наташа на речку пустила, дак их там и палками били, и грязюкой кидали и кричали: «Ураги народа. Усе тали злые, как собаки, даже дети. Ох, и поставил клеймо Иван Пруцаков на нашу семью «ураги народа», и усе тут. Вот проклятый комуняка безбожный! Нету креста ни у душе, ни на теле.