Серебристая «субару» въезжает в покосившиеся ворота, подкатывает к свежевыкрашенному трехэтажному дому (благородный темно-серый с медовыми деревянными вставками) и останавливается на вытоптанном газоне. В небо уходят высокие деревья – сосны и березы. Справа прячется бывалая, когда-то синяя, бытовка. Марк выходит из машины и делает шумный вдох. Здесь дышится. Это всегда ощущаешь в первый же момент – замечаешь, как дышишь, впитываешь целый букет ароматов. Не то, что в Москве.
Марк поднимается по широкой деревянной лестнице, вслед за ним Мишка играючи прыгает по ступеням. Из дома доносятся голоса рабочих. Марк останавливается на согретой закатным солнцем веранде. Здесь будет стоять большой стол, окруженный плетеными креслами и стульями. За столом будет собираться вся семья. Веселье, гости, угощения. Вот он – их дом. Их будущее родовое гнездо.
С детства Марка завораживали книжные описания родовых поместий, замков и усадеб. Застывшие островки на вертящейся планете. Место, где можно укрыться, переждать, подкрепить силы, вернуться к своим истокам. Марк хотел выпестовать, передать детям чувство единения с родом. Укрепить связи с родителями. Дом символизировал все это вместе взятое. Марк не удержался и набрал Славин номер.
– Привет тебе из нашего дома, Мир!
– …
– Ты плачешь? Что случилось?
Больше всего мне хотелось вырваться из больницы и успеть на день рождения Мишки. Но никто не собирался меня выписывать раньше, чем положено. И как они не понимают – ведь где-то может быть беременная, которой действительно нужна помощь, но она сюда не попадет, потому что я занимаю ее место. А я абсолютно здорова, и мне нужно к имениннику. Но давить на врачей, спорить, требовать я не решалась. Не умела. В конце концов, им виднее.
Я смахивала предательскую слезу и надеялась каким-то чудом попасть на день рождения к сыну. Речной кораблик отплывал в четверг от причала гостиницы «Украина» в 16:00.
И вот уже четверг, двенадцать дня, а я все так же безвольно лежу на своей постели, жду обещанной выписки. Я, напряженно хмурясь, смотрю в окно. На этот раз небо и не думает меня утешать – отвечает мне такой же хмуростью. Изредка приходят поздравительные сообщения, на звонки отвечать даже не хочется.
В 12:10 в палату входит немолодая сильно накрашенная женщина с треугольным начесом на голове. Осмотревшись, она небрежно бросает в воздух: «Кто тут на выписку?», – и походкой модели направляется к столу. За этим столом мы никогда не сидели, при нем даже не было стульев. Он был завален глянцевыми журналами про беременность и роды.