Из всех открыток любимых было три. Полукруглые вырезы на картонных страницах альбома, держащие фотокарточки, кое-где надорвались – так часто их вытаскивали. На одном фото она почти девочка – подросток. С закрытыми глазами, волосы треплет ветер, она слушает, что он говорит ей. И думает, что ему ответить. Но не знает. И вроде догадывается уже, что ветер в лицо – не самое страшное, что готовит ей судьба… Постарше: в летнем белом сарафане, тесно облегающем фигуру, сидя по-турецки с тетрадкой в руках. Кажется, что в этот момент она на каникулах и мысли её далеки от уроков… Ещё старше – с ромашкой в зубах, озорство в глазах, обещание в улыбке. Сладостное, но не слащавое.
Платья у неё тоже были эффектные, хоть и без дурацких перьев, вполне понятные, в которых могут ходить обычные девушки даже сегодня. И не платья были главным, а… излучение. То, что излучали её счастливое лицо и все линии фигуры. Не излучали даже, а облучали. По неизвестным законам это облучение переходило от картонок на смотрящего, поглощая его целиком. Может, и было что-то болезненное в том состоянии, с которым хотелось находиться в поле этого неизученного облучения, не выходить из него и возвращаться в него снова и снова.
Милая, милая тётя Ида. Все её строгости, принципы, партизанская верность тайне… Да не боялся я её ни капли. Без неё мне было и не выжить. Ну, прости меня, ничего я не мог поделать с собой после того, как в первый раз увидел тот альбом. Он стал единственным… Вроде острова спасения в мире, откуда меня постоянно гнали. Я убегал к нему, как к себе домой. Там я никого не боялся.
И зачем надо было устраивать сцены? Если бы тётушка по-настоящему хотела, чтобы я никогда не открывал того альбома, она сделала бы его невидимым. Но она и сама частенько застревала в нём. «В молодости я мечтала стать актрисой», – виновато подняв глаза, если её застукать, произносила она. Она актрисой?! С её родителями, кончеными баптистами? И если она была сухарём и куском льда, как считали самые умные из соседей, что же ей взбрело в голову усыновить кучу детей, да ещё таких, как я, полукалек?»
Видение исчезает. Стеллаж на месте. В беспомощном оцепенении взрослый мужчина смотрит на альбом, который держит в руках, не решаясь его открыть.
– Нет, я не смогу, я свихнусь! – запихивает альбом снова на полку. Валится в кресло рядом, окончательно лишившись сил. Измождённый человек с воспалёнными глазами, не знавшими сна многие сутки.