Кто-то из дружков дернул его за
рукав. Не успел я оглянуться, как Ежи скрылись, затерявшись где-то
в потемках.
Полицейский дрон тем временем
снизился, просканировал Моргана зелеными лучами и под угрозой
применения шокера скомандовал лечь на землю и заложить руки за
голову.
— Гражданин Морган Дайс, Статус D-4,
без определенного места жительства, — монотонным голосом продолжил
он. — Согласно законам Бостонской агломерации, видеоданные о ваших
правонарушениях будут переданы в полицейский участок по месту
совершения — город Бостон, девятый округ. Вы имеете право…
Бродяга, кажется, его не слушал —
спокойно лежал пузом на асфальте, упираясь локтями в землю и,
скучающе закатив глаза, ждал, пока ему зачитают все, что
положено.
Да он же совсем не пьян!
Будто почувствовав на себе мой
взгляд, Морган повернулся ко мне и заговорщически подмигнул.
— Что ты помнишь?
Вопрос этот ввинчивается в мозг
раскаленным сверлом — снова и снова, каждый раз доставая до новой
болевой точки. Сам по себе голос, который задает его, ничем не
примечателен — негромкий, блеклый, с едва заметным дефектом дикции.
Однако при первых же его звуках хочется съежиться, обхватить руками
колени и замереть в позе эмбриона.
Это не спасает. Вопросы повторяются,
и под их градом я сжимаюсь все сильнее, будто одиночка в драке,
которого повалили на землю и пинают ногами.
— Что ты помнишь, Террел?
— Сосредоточься, Террел!
— Почему ты молчишь, Террел?
Может быть, именно с тех времен я так
невзлюбил свое имя? Из всех сотрудников интерната по имени меня
называл только он. Баумгартен.
А что я, собственно, помнил?
Охваченный пламенем дверной проем —
будто портал в ад. Там, за ним — чьи-то крики, топот ног и клубы
черного едкого дыма. И чья-то рука с блестящим кольцом на
безымянном пальце, бессильно скребущая ногтями по полу.
А еще раньше…
Большая, сильная ладонь, обхватить
которую у меня не хватает пальцев. Он идет рядом — высокий,
огромный. Чтобы заглянуть ему в лицо, нужно запрокидывать голову. В
какой-то момент он наклоняется и — ух, дух захватывает! — я
подлетаю верх. Но мне не страшно. В этих руках мне ничего не
страшно.
— Посиди пока тут, папе надо
поработать…
Этот голос куда желаннее и приятнее,
но слышу я его редко. Так редко, что не успеваю толком запомнить,
прочувствовать. И снова и снова хватаюсь за воспоминания о нем,
будто за ускользающую из пальцев нить.