Кто-то отшатнулся, кто-то смотрел с неприкрытой ненавистью, кто-то – с удивлением, кто-то надменно, кто-то заинтересованно. И что показательно, ни одной женщины – все сплошь мужчины.
«Живьем брать демонов!» – вспыхнула в мозгу фраза из советского фильма, но, в отличие от старой комедии, в этом зале, то ли царских палатах, на нас никто не кричал.
Царило молчание.
Гробовое.
– А вот и последняя претендентка на руку моего сына, – раздался едва слышный, скрипучий мужской голос.
Все уставились на меня.
Я подняла голову в поиске, откуда шел звук.
Оказалось, из самого дальнего края зала, из его центральной части, где стоял трон, а на нем, едва держась, восседал старец в богатых одеяниях, но при этом такой дряхлый, что казалось – только за счет плотной ткани и каркаса одежды и поддерживаются силы, чтобы хоть как-то сидеть. Дунь, и старик рассыплется в труху!
Я заозиралась по сторонам, предчувствуя нехорошее.
– Это ошибка, – едва слышно прошептала, но, похоже, меня все услышали. Предательское эхо разносило даже шепот, правда, его проигнорировали, хоть и точно услышали.
– А это ментор, мужчина молодой. Непорядок, но, должно быть, так нужно, – по-прежнему тихо говорил старец на троне, только уже глядя на Харлига. – Как необычны дары Михаила в этот раз, но мы принимаем даже их. Проводите этих людей в палаты и объясните, зачем они тут.
Он едва заметно, а может, из последних сил качнул пальцем, унизанным перстнями, и толпа «бояр» пришла в движение.
Нас, словно лавиной, закрутило их массой и вынесло из зала.
Ни меня, ни Харлинга ни о чем больше не спрашивали, хотя мы пытались оказать сопротивление: я брыкалась, а Харлинг стащил перчатки, но сил ни у меня, ни у него не оказалось. Магия уже знакомо исчезла.
– Где-то тут глушащий артефакт! – прорычала я, когда меня подталкивали вперед по коридорам.
Харлинга так вообще скрутили двое крепких парней и теперь с заломанными руками волокли вперед, так что мне оставалось бежать за ними самой, опасаясь, что нас могут разлучить в и без того непонятной ситуации.
Радовало хотя бы немного то, что никакой другой агрессии вельшийцы не проявляли.
Дряхлец «Грозный» – так про себя я прозвала старика на троне – явно был местным царьком. А вот тот, кого он назвал Михаилом, не кто иной, как Мишель.
Меня и Харлинга приняли за дары от моего братца.