Долго всматриваясь в потолок, я понял, что нахожусь в чьей-то комнате. Не на улице, не на руинах, не у обрыва. На потолке висела маленькая лампочка, она излучала мягкий дрожащий свет, и глаза совсем не резало. На них я и смотрел: на потолок, который был моим новым небом, и на лампочку, которая заменила солнце. Но надо было вставать. Надо было идти. Надо было разобраться с тем, что произошло… Кто кричал? Почему?..
Собравшись с силами, которые я отобрал у маленьких трубочек, я смог сесть на кровать. Увидел, что ни одежда, ни руки не принадлежали мне. На пальцах множество шрамов, которых у меня никогда не было.
Что за?..
Вдруг на ладонь упала капля крови, за ней ещё несколько.
А это откуда?
Я поднял голову, но поток был всё тем же. А затем побежало по шее, и меня осенило. Дотронувшись до лица, я почувствовал длинные впадины.
Моя рука в крови. Моё лицо в крови.
Я подскочил и заметил впереди разбитое зеркало. Я подобрался к нему и попытался оттереть рукой налипшую грязь. Что-то сошло, что-то окрасилось свежей грязью.
– Какого?.. – сказать «шокирован» будет недостаточно.
Я действительно видел это, значит, смотрел я, но видел вовсе не себя.
В отражении мальчишка, на года два, наверно, младше меня. У него очень короткие каштановые волосы, большие от моего удивления замученные глаза. Тело… до безумия тощее – рубашка висела лохмотьями. Но «шокировал» даже не его вид, а шрамы на его лице.
Один шёл через лоб до правой щеки, второй пересекался с первым. Третий перерезал левую бровь и рассекал весь лоб. Четвёртый резал левую щёку, а пятый – верхнюю и нижнюю губы.
Шрамы всё ещё кровоточили и затягиваться не собирались. Наоборот, они раскрывались и показывали, что кожа каждый день прячет под собой. Вот, оно выглядывает, красное-красное, свежее мясо…
Я закрыл себе рот, чтобы не закричать. Не от боли, а от врезавшегося на скорости двести километров в час понимания того, что сейчас я – это он. Доказательств не надо: я чувствовал эту боль, свои прикосновения, кровь, стекающую по лицу, даже это изувеченное лицо сейчас показывало мои эмоции, а не чьи-то другие.
Именно так выглядел безумец, чьи голодные глаза полны безысходности.
Что мне делать?
Я отвернулся от отражения.
Не мог больше на него смотреть. Нужно найти хотя бы то, чем можно остановить кровь или обеззаразить раны. Ведь сейчас они мои.