Начавшиеся беспорядки, а потом и война в Чечне породила нелюбовь к «лицам кавказской национальности». Правда, в 11 «А», куда попал учиться Зина, не было таких «лиц», и поэтому вся злость по отношению к ним досталась татарину Фавадису Казирову. Не у Кавказских гор лежала его историческая родина, но был он смугл, чёрен волосами и глазами – и этого было достаточно. Чихиркин и его подобострастная свита издевались над Казировым, как только могли. Будто случайно, они толкали его, смахивали на пол принадлежавшие ему ручки и тетради, заставляя парня ползать за ними под партами.
В тот день на исходе второй четверти Ваван ухитрился незаметно прицепить Фавадису на спину листок бумажки с надписью «Я – педик», и мальчик ходил с этим клеймом, пока Зина не увидел и не снял его. Все, кому не лень, потешались над несчастным татарином на уроках, плевались в него жёваной бумагой, подкладывали на стул острые кнопки, писали по очереди, строчка за строчкой, передавая по рядам, похабные истории про него.
Сидевшая за учительским столом Лариса Борисовна Голубева словно не замечала творившихся в классе безобразий – внимание её поглощали собственные ногти, которые она оттачивала пилочкой. Её метод преподавания истории состоял в том, чтобы лениво пересказать ученикам в начале урока один из пунктов параграфа, а остальную его часть отдать классу на самостоятельное изучение. Мало кто из учеников, действительно, погружался в чтение, большинство делало вид, что читает, а Лариса Борисовна в это время обычно со скукой глядела в окно, думая о чём-то своём, либо исчезала из класса на какое-то время, а затем возвращалась, принося с собой сигаретную вонь. Никого не возмущало такое положение вещей, потому что, во-первых, Лариса Борисовна была неразборчива в выражениях и могла запросто унизить непокорных перед всем классом, а во-вторых, её довольно легко было умилостивить: любительница сладкого, она никогда не отказывалась от шоколада и не скупилась на хорошие оценки для дары приносящих.
Закончив с маникюром, Лариса Борисовна надула ярко-фиолетовые губы.
– Де-е-ти, – слова её тянулись, как резиновые, – у кого мамы или папы челночат в Москву за това-а-ром?
– У меня… У меня…, – ответили двое, а Машина просто подняла два пальца вверх.
– Спросите у них, сколько стоит там приличная шу-у-у-ба. Мне кажется, тут слишком цену загиба-а-а-ют…