Впрочем, времена тогда не располагали
к семейным неурядицам, и принц нужен был в походе, чтобы не дать
кэшнаирцам завоевать города Саразирии и, если на то было
благоволение Лагаса, захватить территории Кэшнаира.
Взойдя на престол, папа через два
месяца женился на бесприданнице, поскольку к тому моменту отец мамы
разорился, а то немногое, что осталось, поделили меж собой её
братья и сестры. Однако поговаривали, что некие отдалённые земли
числились за невестой, но неизвестно – достались ли они ей от её
батюшки или то был подарок будущего мужа. Во всяком случае, мама
обошла всех претенденток – более родовитых и, безусловно, более
богатых, заняв почётное место в сердце молодого императора.
Полумесяц короны покоился на ее
тёмных волосах, отражая величие и стать императрицы. А в глубине
зелёных глаз мерцали лукавые огоньки. Хотя мне могло так только
казаться. Внешне мама выглядела спокойной и серьёзной.
– Перейдём сразу к делу, – приняла
она деловой тон. – Знаю, ты не в восторге от предстоящей женитьбы
на Первой принцессе Кэшнаира. – «Не в восторге» это мягко сказано.
– И, учитывая красоту и ум невесты, мне непонятно твое нежелание
взять её в жёны. – Неужели? Что-то верится с трудом. Взгляды,
которыми мама одаривала невестку, когда думала, что никто не видит
– я видел всё! – едва ли можно назвать благожелательными. – С
давних времен, – продолжала мама, – отношения Саразирии и Кэшнаира
не заладились. – Не заладились? Да ладно, всего лишь сотни лет
кровопролитных недоразумений. Дипломатия такая дипломатия. – И
многие саразийцы до сих пор считают кэшнаирцев врагами, но пришло
время это изменить.
Пытались, но никому не удалось.
– Предрассудки победить нелегко, –
сказала мама. – Твой союз с Первой принцессой положит конец вражде.
– Зачем она это говорит? Я прекрасно осведомлён. – И ты, как никто
другой, должен это понимать. – Ещё бы! – Значит, помимо
предубеждений у тебя есть что-то ещё?
Кое-что есть.
Взглянул на маму, опасаясь, что
сказал вслух. Но она продолжала выжидающе на меня смотреть.
– Ничего такого, что тебе стоит
знать, – поспешил её успокоить.
Пока у меня не появились
доказательства против Кадемонии, мои слова прозвучат как каприз
юнца, не желающего брать ответственность за государство, которым
предстоит управлять.
Императрица молча буравила меня
взглядом. И мне стоило усилий, чтобы не выложить всё как есть. Прав
был папа, утверждая, что взгляд женщины это тот же самый пыточный
инструмент, только его действие распознаёшь далеко не сразу.
Сколько же государственных тайн мама выудила у него таким
образом?