Зурус действительно запустил руку под
свои многослойные одеяния (я напрягся, вцепившись в подлокотники
кресла) и эффектным жестом вынул из-за пазухи… свиток. Я выдохнул.
Не министр, а прямо фокусник!
Пурпурная бумага была перевязана
красной лентой. Кэшнаирец церемонно распустил ленту, раскрутил
тисненый золотом свиток, и, дождавшись кивка императора, принялся
читать. Я долго вслушивался в его монотонный, хотя и не лишенный
определенной красоты голос, полный «сладкозвучных» шипящих и
гаркающих звуков, ни бельмеса не понимая. Эх, узнал бы об этом мой
учитель по кэшнаирскому языку, наверняка бы покраснел за своего
нерадивого ученика. Впрочем, кое-что я всё-таки уловил. Сия
«депеша» была от самого императора Кэшнаирской Империи… «Эргрегори
Со-Нэйрон вэн Астарта»… «ренте грен интерта»… ну типа во имя мира…
«ту солишир»… этот великолепный дар. Дальше я вообще не разобрал ни
слова, разве что своё имя, затесавшееся в контексте. Меня явно
сердечно поздравляли. Надеюсь, в качестве подарка не спалят дворец.
Кто знает этих тёмных.
У отца была совершенно серьёзная
задумчивая мина. Мама взирала на посла с легкой снисходительной
улыбкой и, как показалось, иронией. Патриция же светилась, словно
начищенный доспех, и ерзала в кресле. Ежа ей, что ли, подложили?
Что-то она там, в словах этого Эль’Саапрана разобрала. Эх, Пати,
Пати… Не зря у неё высокий балл по кэшнаирскому языкознанию. А мне
учиться надо лучше! Вот и эта чудная
девчонка из сада пролепетала что-то непонятное, а я… Не понял! Что
она там сказала-то? Дай Лагас памяти. И, главное, на каком?.. Я
выпрямил спину и напряжённо втянул ноздрями воздух. Какого
сакрахара в нашем саду рыскала тёмная? Кто её туда пустил? Отбилась
от стаи?
– Ну, и что ты об этом думаешь? –
шепнул мне отец.
– Хорошо читает. – Он покосился на
меня с подозрением, и я ляпнул первое, что пришло в голову: – За
душу берёт.
Император тяжело вздохнул – ну что
ещё-то? – и жестом призвал стоявшего за его троном канцлера;
Араберто склонился к нему, выслушал шёпот на ухо, выпрямился и
почтительно кивнул. Эль’Саапрана к тому времени закончил свой
длинный монолог и, раскланявшись так, будто на ровном месте
споткнулся, отбыл, влившись в свою дружную тёмную компанию. Канцлер
занял его место, поклонился и, развернув свой свиток, начал читать.
С первых строк стало ясно, что это тот же текст, что читал
кэшнаирец, только уже на нашем, саразийском. Чем дальше я слушал,
тем больше недоумевал… и зеленел… от злости. Еле дождался конца
чтения документа, заключающего в себе всю мою судьбу, и,
отговорившись «хлебнуть водички», выскочил из тронного зала через
служебный выход. От гнева внутри всё кипело. Так и знал, что этим
кончится!