– Рома сказал бабушка обиделась, и отец, обязательно придет тебя убеждать пожить у нее недельку-вторую, как раньше.
– Я не поеду! Ты пришла уговаривать меня?
– После зрелища устроенного этой… Я бы сказала «да», но я не говорю этого. Слышала о происшествии в деревне. Мне жаль, что так вышло. Не навести ты бабку, не узнал бы подробностей тех лет, ведь былого не вернуть? Не езжай больше к ней. Я выпровожу Рому и Веру из особняка, теперь ты будешь жить со мной…
– Мааа, ты чего перегрелась? Не нужен мне ваш особняк.
– Поняла, что пока время не упущено. И поняв, все твои намерения по отношению к Вере, убедилась, что ты уже готов создать свою семью, и наконец подарить наследника семье.
– Ох, ты, какая рассудительная… Невесту подобрала?
– Нет, оставила на твое усмотрение.
– Таааааак, и чем же еще я так угодил тебе?
– Пока ты отсутствовал, – c дрожью произнесла она, – мне словно становилось холодно. Будто ветер за пазухой, – съежилась она. – Делай, что хочешь, но будь в поле моего зрения. В интонации ее улавливались нотки страха…Чтобы у мамы и страх? Невозможно.
Она поставила чашку на журнальный стол и похлопала ладонями по коленям, с самого детства это означало, положить ей голову на колени, чтобы она пожалела, полюбила, погладила голову массирующими движениями. Я в глубине душе понимал, это новый вид манипуляции, чтобы я перестал ездить к бабушке, или чего похуже, нашла очередную подходящую невесту «престарелому» сыну-холостяку. Однако, нежнее маминых рук нет. Прилег, положив голову на клетчатую юбку. Только она коснулась к волосам, глаза закрылись.
Мы так просидели около пятнадцати минут, когда горничная подошла к маме и шепнула что-то на ухо.
– Ну вот. Рома привез Тимура, пойду дам распоряжения, куда и как его разместить.
Я выпрямился, покачав головой, клонило в сон.
– Иди, я вздремну.
– А ты не идешь навестить приятеля брата?
– Мамааа, ну не начинай…
– Я зайду вечерком, – поднялась она.
– Угу, – разлегся я на диване… – дверь захлопни.
– Встанешь, закроешь, – вышла она.
А горничная подошла, подняв поднос, спросила:
– Вас накрыть пледом, Матвей Исаакович?
– А собой слабо? – горничная тут же обиженно поджала губы.
Она недовольно устремилась в направлении входной двери. Я, накрыв голову подушкой, зажмурил глаза. Не понимал, откуда такая слабость? Снова зазнобило.