Во дворе на пару минут поднялась шумиха, затем все приутихло, стало слишком тихо. Я слышал только стук своего сердца…
В голове промелькнула картина: моя спальня в доме бабушки, как лучи солнца пробиваются сквозь окна. Лето, я только приехал и три беспечных месяца впереди. Костя и Рома дерутся за комнату с телевизором, никто не хотел спать в бабушкиной комнате, обвешанной полынью и другими травами с приторным запахом. По итогу они спали вдвоем в большой комнате, ночь на полу, ночь на диване. Я погрузился в сон… Побегал по двору и мне послышалось, что кто-то окрикнул меня из спальни. Метнулся в сторону комнаты. И чувствую присутствие Алисы, так близко она… Даже на ее могиле не чувствовал такого.
– Мне тесно, мне здесь тесноооооо, – прокричала она словно из стены, на которой годами висел узорчатый ковер.
Резко сел… Интуитивно стекали слезы из глаз. В груди неописуемая боль и чувство вины душило.
– Что же с тобой произошло, Алиса? Столько времени… – тут же ледяное дуновение ветерка и почувствовал, будто лезвием полоснуло щеку. Прокатившаяся слеза моментально ошпарила свежий порез. Подбежал к панорамному окну и увидел на своем отражении два одинаковых пореза, второй немного выше первого, но они одинакового размера.
– Что за чертобесие? – недоумевал. На улице разбушевался ветер, поднялся на пару ступеней и резкий аромат сирени ударил в лицо. Пробежался глазами по столикам около дивана. Нет, горничная не заносила. Там по-прежнему верба. Поднялся на второй. Какой-то страх неизбежного втиснулся в сердце, я опустился внезапно на колени.
– «Мне тесно, мне здесь тесно», – прокричал голоc Алисы в голове.
– Мамааааа, – простонал я, и, почувствовал ледяное покрытие поверхности пола щекой.
В стеклах застучало, посыпал град. Перевернулся на спину, кинул взор на застекленный потолок. Крупные ледышки, стремились пробить стеклянное покрытие. Тут же представил себя погребенным, и как на меня сыпется земля. Глубоко в сознании принял решение, что в случае смерти предпочитаю кремацию.
Провалялся минуть пять. С трудом присел, ухватившись за угол стены, поднялся и направился в спальню прихватить «игрушку».
Вышел во двор, осмотрелся, ни души. Лишь потом разглядел садовника, который уже чистил пруд, а дворник сметал полурастаявшие льдинки. Подойдя к воротам, вновь огибая главный особняк окольными путями, краем уха услышал, как горничная и водитель Ромы шептались в пустовавшей оранжерее. Прислушался.