, глаза синеют, как васильки, волосы сияют житом. Лицо же бледно из-за раны: правая рука горит, растеклась, а он виду не кажет, крепится, перемогая боль.
– Ходит слух, в этих местах сатана болотная пресмыкается: то ли див-рыба, то ли змей о четырёх лапах. Засасывает людей в топь и поедает… – смутившись, проводил паренёк взглядом ворона, бесшумно пролетевшего на шёлковых крыльях над головой.
– Птица крыльями захлестала, а ты уже от страха глаза растаращил, – насмешливо бросил ближайший к нему конник, крепкий в кости, как молотом сбитый, темноволосый детина.
– Смейся… Дед мой клялся, что сам видел эту нечисть и как гады из болота вышли.
– Брехня! Кутнул твой дед, вот и померещилось, – осклабился упрямец.
– Отвяжись ты, шершень! – зарьянился[5] Юшко. – Дед мой много чего знал. Говаривал, что в некой реке, сбегающей с Лукоморских гор, водится рыба, у которой голова, глаза, нос, рот и руки совершенно человеческого вида, но, как у всякой рыбы, у неё нет голоса и на вкус она приятная.
– Ага, и зовут ту рыбу Марьей, и на вкус, как всякая баба, приятная, – не преминул съязвить здоровяк.
– Буде тебе, Фролка, Юшко стрекать[6], – осадил заносчивого воина боярин в поре[7], бровистый[8], с бородой окатистой, разложистой. – Он в первом же бою имя доброе завоевал: не жалея жизни, шёл плечо о плечо с теми, кто полёг за праведную молитву. Жаль, могилы их зарастут чертополохом. Один Бог почтит их победы.
– Бог позаботится о них, а о нас кто? – подосадовал Фрол. – Вот и Юшко ворочается с войны пораненный, а ждёт его впереди государев правёж[9]. Судить будут, как преступника, бить батожьем за то, что костьми не лёг.
Ещё синее стали глаза Юшко:
– Врёшь! Правда суда не боится! – воскликнул он с жаром. – Разве мы против врагов не стояли твёрдо и безбоязненно? Обломали силу их, чуть было не побили, да пушка наша не в час замолчала.
– А где ж правда? Разве что у Бога, а кривда на земле, – упёрся Фрол и глянул на юнца воеводу. – Вот и князь молчит, ведает, что царь такую баню за поражение задаст, что чертям тошно станет. А? Что скажешь, Саин-Булат?
Умолкли сотоварищи, устремив взгляды на старшего. Сердцем он лёгок, до подчинённых ласков; годами хоть и юн, а языком не болтает почём зря: для него слово свято, сказал, что в сундук зарыл. А уж отваги так и вовсе не занимать: наравне со всеми храбро наносил удары саблей, чем и заслужил уважение ратников.