Считается, что Пушкин подарил Гоголю два сюжета – «Ревизора» и «Мертвых душ». Эти сюжеты – пушкинские, он их как бы представил. А реализовывать сам Пушкин не стал. У него очень много нереализованного. Я думаю, это была одна из сторон его такой очень энергичной натуры. Он понял, что пусть лучше Гоголь эти сюжеты реализует.
Есть типаж мужчин – сейчас об этом уже принято говорить. Смотрите, когда Гоголь в гимназии учился, он играл женские роли в школьном театре.
У него было воспитание такое. Вот про отца Гоголя практически мы ничего не знаем. Как правило, мальчики в этих семьях – они рождаются вот с такими наклонностями. Это – женское воспитание, бессознательное влияние женской натуры.
Вот ключ вообще к пониманию Гоголя: ничего тут мистического нет… Есть замечательный гоголевский текст – его «Выбранные места из переписки с друзьями». И Белинский, когда прочитал, был крайне возмущен. Он написал свое знаменитое письмо Гоголю. Но для того, чтобы понять позицию Белинского, надо, естественно, очень внимательно прочитать вот этот текст Гоголя. Он не мог это сделать в прозе! Понимаете? Это, по сути, является его публицистикой, то есть его философским осмыслением России.
У него главная там идея была следующая: русский народ должен терпеть, должен верить в Бога, все – от Бога. Крепостное право – от Бога. Физическая расправа помещика над крестьянином – от Бога. Вот что возмутило Белинского. То есть Гоголь с головой ушел, погрузился в православие, он стал его апологетом. Какой он бунтарь?! Упаси Бог!
Гоголь Россию видел из «прекрасного далека» – из Рима. Он почти 20 лет в России был наездами из Италии, понимаете? Вот одна из основных причин его трагедии. Он думал, что знает Россию, а он ее совершенно не знал. Вот отсюда его личностная трагедия и творческая трагедия. Вот почему он сжег второй том – потому что он понял: он там хотел написать то, чего нет вообще в природе российской. Вот это его вывело из состояния некоего равновесия. Плюс, конечно, это его фобия, его мнительность.
– Это все-таки гениальный человек был?
– Я думаю, да.
– А кто может с ним сравниться из тех времен, из классиков?
– Сложный вопрос. Пожалуй, никто.
– То есть он был впереди Толстого, Достоевского?
– Во-первых, это все было до Достоевского, до Толстого – начнем с этого. Толстому до Гоголя… Нет, Толстой местами гениален: там, «Война и мир»… Вы назвали Достоевского – это тоже после Гоголя. Потому что ранний Достоевский – это так себе, эпистолярный жанр, ничего существенного.