– Я понял, – сказал референт, пряча диктофон в карман. –
Экзальтированная истеричка. Это они сожрут.
– Слегка свихнулась, живя с инквизитором, – улыбнулся Жаскер. –
Каково женщине спать с убийцей? Вот так это и опишите. И покажете
запись ее… последнего полета… с наших камер слежения. Никто девочку
не принуждал и не подталкивал – она сама дверь с окном перепутала.
Это будет отличным поводом не пускать журналистов из грязных
газетенок на порог. Мало ли что!
Референт верноподданнически хихикнул.
– Да, пусть сменят ковер, – напомнил Жаскер. – Не выношу собачий
запах!
Запах был вокруг, и Рамон очнулся от запаха.
Раньше, чем он открыл глаза, все это рухнуло на ноздри. Дикая
боль, большая беда, кромешный ужас, а не запах. Отовсюду несло
старыми неопрятными ранами, запекшейся кровью, выделениями усталых
больных тел, прокисшей пищей, мочой – причем мочой бойцов разного
возраста и ранга, неузнаваемой и недоброй химией, ржавым железом,
пробитой электропроводкой – и отчего-то особенно сильно кошкой.
Кошка-то при чем, мутно подумал Рамон, с трудом выкарабкиваясь
из какой-то тяжелой душной ваты. Кошка тут совершенно ни к чему.
Это даже оскорбительно как-то, почти смешно: плен – и вдруг
кошка.
Глупо.
Захотелось убедиться в собственном обонянии, захотелось
облизнуть нос, и Рамон облизнул. Шершавый сухой язык царапнул мочку
носа, тоже шершавую, сухую и горячую. Совсем мне плохо, подумал
Рамон. Пить хочется. Как пить хочется.
И открыл глаза.
Глаза резанул белый искусственный свет. Над головой горела
убойной мощи лампа без всякого подобия колпака или абажура. Голова,
которая и так тяжело ныла, разболелась сильнее. Рамону хотелось
лежать, но он сел и встряхнулся.
Тело гудело, как палками битое. А вокруг была клетка. Стальная
ржавая решетка, цементный пол. Голый цемент и ржавое железо. Пять
шагов вдоль, три – поперек. Вольер. Дверца, сваренная из кусков
стальной арматуры, заперта на магнитный замок с пятью штифтами –
такое Рамон уже видел.
Пустая клетка. В ней – только помятое ведро, пропахшее хлоркой,
но даже через хлорку пронюхиваются следы многих, кто сидел в этой
клетке до Рамона. Хотя, похоже, не все мочились в это ведро, многие
нервно метили углы – просто от безысходности, надо полагать. По
запаху очевидно.
Справа за решеткой – глухая стена. И сзади – стена. Впереди –
дико освещенный коридор. А слева, решетка к решетке, еще один
вольер. И в том, в соседнем – миска с водой. Полная миска воды,
литра два. Рамон опять облизнул свой несчастный нос.