Кот, выразительно не замечая Рамона или делая вид, что не
замечает, рассеянно облизнул ладонь и расправил пальцами пышные
бакенбарды.
Рамон бессознательно скульнул от жажды и ожидания. Кот вскинул
на него золотистые глаза с фальшивым удивлением.
– Кот... – голос Рамона снова чуть не сорвался в скулеж и был
удержан в приличных рамках только усилием воли. – Я так пить хочу.
Я мог бы сам взять – когда ты спал.
На скуластом лице кота мелькнула тень надменной улыбки.
– Вежливый бобик, надо же... жажда мучает, да? – мурлыкнул он и
скользнул взглядом по миске с водой. – Что, обколотый, да,
бобик?
Нос Рамона сморщился сам собой, а верхняя губа вздернулась над
клыками. Но он все-таки желал быть корректным, а потому вдохнул
внутрь свое раздражение и сказал всего лишь хмуро:
– Меня подстрелили капсулой, наверное, со снотворным. Или с
чем-то вроде, – и почесал бок, где место укола ещё зудело и ныло. –
Внутри все сухо, совсем сухо, даже больно... Тебе что, воды
жалко?
Кот в продолжение этой речи внимательно, с непроницаемым
выражением, разглядывал темное пятнышко на бетоне, начесывая
бакенбарды влажными пальцами. Потом мягко улегся на пол и снова
потянулся.
– Вот что, – изрек, наконец. – Морду от решетки, бобик.
Рамон зарычал.
– Не заводись, – кот даже не счел нужным фыркнуть. – Просто –
морду от решетки. Я поставлю миску.
Рамон сглотнул до боли в горле и сел на корточки, прижимаясь
спиной к прутьям клетки с противоположной стороны и не сводя с воды
глаз. Кот усмехнулся, неуловимо, еле заметно, как всегда усмехаются
кошки, и, развалившись по полу животом, подтолкнул миску к решетке
с Рамоновой стороны.
Рамон дернулся к воде едва ли не быстрее, чем кот успел убраться
подальше. Потащил было миску к себе – но она не проходила между
прутьями. Пришлось черпать воду горстями и хлебать из пригоршни.
Кот, поджавшись в комок, обнимая колени, следил за каждым движением
Рамона.
Как это прекрасно – вода! Как мы это не ценим, когда кругом
полно воды! Когда можно съесть миску овсянки с мясом, напиться
вволю и валяться на пузе, играть костью, отщипывать самые вкусные
кусочки присохшего мяса и хряща, ни о чем не думая! И как худо,
когда собственный язык превращается в наждак, а все внутри огнем
горит...
Рамон с наслаждением облизал мокрую ладонь и посмотрел на кота
нежно.