- Подай-ка мне воды, - устало обратился к ней благообразный
старец в чистой селянской одежде, с необычным резным посохом в
руках.
Вила не заметила, как он подошёл, наверное, поэтому испугалась,
взмахнула крыльями и запрыгнула на край криницы. Белое платье
приподнялось, на мгновенье открыв волосатые козьи ноги с копытами.
Вила поспешно прикрыла уродливые ноги подолом и нахмурилась, словно
рассердившись, что кто-то увидел её позор.
- Захочу – подам, - надменно сказала она. – А захочу – усэньку
воду из долины гэть повыведу, крыныци замкну.
- Разве так ты мне должна ответить? – строго спросил старик,
глядя на неё снизу вверх. – Или забыла, с кем говоришь?
- Может забыла, а может и помню, - пожала плечами вила. – Много
ваших тут бродит, и всякий поучать норовит. А мне твои слова не
указ.
- Ах ты ж сила нечистая, - укоризненно сказал старик. – Ведь я к
тебе нормально обратился. А если закляну?
- Попробуй, - презрительно фыркнула вила. – Тогда я тринадцать
первых встречных закляну на наглую смерть, а четырнадцатого убью на
месте взглядом, кто бы это ни был.
Старик изменился в лице, отступил на шаг и поднял посох.
- Забыла, нежить глупая… - негромко сказал он. – Тринадцать лет
тебе без памяти по земле ходить за это! А на четырнадцатый – с
кровавыми слезами память обрести!
Он с размаху обрушил на вилу посох, страшным ударом сбив её с
криницы. Та дико закричала, забилась в сухой полевой траве,
бессильно ломая крылья, острыми копытами взрывая землю. А старик
уже уходил, опираясь на посох, прямо в пшеничное поле. Высоко над
ним, словно провожая, летела чайка.
Вскоре у криницы всё стихло, только белое платье неподвижно
лежало, да перьями было всё вокруг усыпано, словно хищник лебедя
разорвал. Вдруг платье зашевелилось, оттуда резко и надрывно
запищал, заходясь в плаче ребёнок. Он затихал и снова начинал
кричать как заведённый, а ветер разносил по безлюдному полю
крик.
Наконец, пшеница зашевелилась и оттуда на четвереньках не
выбралась румяная девка, с улыбчивыми пухлыми губами, в полотняной
длинной рубахе и с распущенными по спине светлыми волосами, в
которых там и сям застрял полевой мусор. Она быстро осмотрелась и
присела на корточки рядом с шевелящимся платьем.
- Ах ты ж, крихитка! – промурлыкала полевая девка, разворачивая
белую струящуюся ткань. – Да це ж вила малэнька! А хто ж тоби такэ
заподияв?