Девица мазнула взглядом по его оружию
и вольготно разлеглась на утоптанном снегу. Только теперь Никита
заметил, что одета она в волчьи шкуры. Верхняя – с прорезями для
рук, из-под нижней торчали босые ноги с красными от холода
подошвами. Спутанные тёмные волосы перехватывал обрывок ремня.
«Выросла в лесу, как зверь, –
мелькнуло в мыслях, – сама зверем стала… И говорить не умеет…»
– Ты… что делаешь? – шёпотом повторил
мальчик. Лопата в руках мелко дрожала.
Дикая девка с минуту неприязненно
разглядывала его, принюхиваясь. Затем недобро улыбнулась
краем рта и с хрипотцой произнесла:
– Мамку твою жду...
– Зачем? – глупо спросил Никита.
– Горло вырву, – ответила спокойно,
словно говорила о самых обычных вещах, и мальчик понял – так и
будет.
– За что?! – поразился он.
– Его в могилу свела, – пояснила
девка. – Сука течная!
Губы у неё задрожали, разжались, и
улицей поплыло заунывное: «У-у-о!» Никита робко оглянулся в поисках
защиты, но кругом, как назло, ни души не было, даже собаки
попрятались. Всё происходящее с ним в последнее время, со дня
отцовской смерти, походило на дрянной и глупый сон, какой приснится
иногда, если на ночь переешь. Но рассчитывать было не на кого,
приходилось защищаться.
– Это ты под окнами выла? – строго
спросил он, поудобнее перехватив лопату.
– Брось, дурный, – коротко сказала
девка, дёрнув левой бровью, – Брюхо вспорю. Что сука, что сукин сын
– мени до сраки.
И снова криво, жутко улыбнулась,
показав клык.
И без того перепуганный Никита
совершенно растерялся. Уж слишком невероятным казалось
происходящее.
– Ты кто?
– Лисунка, полисунка, что, не знаешь
меня разве? Батько не говорил?
«Чёрт! Чёрт!! Чёрт!!!»
– Что тебе надо от нас?! – воскликнул
Никита.
– Сука мою жизнь забрала, – спокойно
произнесла лисунка, – а я у неё заберу. Око за око.
– Мамка хорошая! – крикнул Никита
зло.
– Да что ты знаешь, щенок! – фыркнула
та.
То ли рассмеялась, то ли коротко
взлаяла, и встала.
Она оказалась на голову выше
мальчика, даже выше матери, шире в плечах и бёдрах, стройная,
гибкая и сильная. Лисунка перекинула с руки в руку предмет, который
держала, и Никита понял, что это смотанный тяжёлый кнут.
– Был договор с батькой твоим, на
двадцать лет. Поклялся он, что жить ко мне навсегда уйдёт. Двадцать
лет я дичь к нему гнала – стреляй! Да хоть руками бери!
Двадцать лет за лесом смотрела, зверьё развела, птицу. Двадцать лет
всё, что лес мог дать, – его только было. На ноги поставила,
хозяином сделала! Двадцать лет ни козы, ни коровы у вас на селе не
зарвали мои волки, ще й чужих гнали! Отмерянный срок твой батько
жил, как хочет. Оженився, тебя, щенка, родил, но пора пришла и
долг вернуть…