Никита, не чувствуя вкуса, проглотил
пережеванную пищу. Ноющая боль в желудке не прошла, он просительно
взлаял. Тогда лисунка встала, подошла ко всё ещё копошащимся у
лосиных костей переяркам, отобрала мосол и кость с кусками шкуры.
Переярки всполошились, недовольно взрыкивая, – у стаи давно большой
поживы не было, но лисунка молча подняла верхнюю губу, как тогда,
на Никиту, и недовольство моментально стихло.
«На!» – она кинула Никите мосол, и
тот с жадностью принялся грызть, крошить его зубами. Мощные
челюсти, словно сами по себе, отдельно от пока ещё человеческого
сознания Никиты, смыкались, тянули и рвали остатки мяса и костный
мозг.
«Это я? – в ужасе подумал Никита. –
Это сон!»
«Это правда, – шевельнулась за ухом
чужая мысль – мысль его богини. – Теперь ты мой, батькин долг
уплачен»
И рука с кнутом властно легла на его
холку.
***
Раньше Никита думал, что неплохо
знает лес. С детства ходил там зимой на лыжах, весной – обрывал
подснежники и ландыши с приятелями; летом отец учил стрелять,
читать лесные знаки, ставить силки на вредителей-лис. Но теперь
Никита в лесу жил. Он слышал каждый звук на огромном расстоянии,
каждый запах рассказывал целую историю, с невесть откуда
возникающими в голове картинками, и Никита понял, что совершенно не
знал леса раньше. Никто из людей не знал и не чувствовал этот
огромный, живой и пропитанный жизнью дом, где ничего не случается
просто так, всё имеет глубокий смысл и конечную цель, каждый жёлудь
и каждая сосновая иголка.
Постепенно он освоился в стае. Не
убьёшь – не проживёшь. Никита быстро думал, внимательно слушал
новое тело и вскоре стал самым ловким загонщиком. Больше его от
туши не гнали. Теперь Никита сам взрыкивал на других переярков,
скалился, крепко упираясь лапами в землю, бил плечом в плечо,
зубами в зубы. И братья отступали, отдавая ему законную часть
добычи. Лисунка с любопытством глядела на Никиту и всегда следила
за его охотой.
Однажды стая подошла против ветра к
диким свиньям и напала. Стадо с визгом бросились прочь, но Никита
был начеку. Он выскочил наперерез и развернул свиней. На него
налетели, но он рявкнул, прыгнул, а большая матка сразу бросилась в
сторону, прямо под зубы стрелков. За ухом немедленно шевельнулось:
«Ты лучший!»
Лисунка стояла поодаль, с румяным от
бега лицом и растрёпанной гривой тёмных, спутанных волос, и широко
улыбалась – блестели клыки. Она махнула Никите рукой с кнутом и
пошла к свежей туше, за печенью.