Мы поговорили о делах Алека и немного о планах Академии, как в старые добрые временна, отдавая дань нашей дружбе. Потому что о моих делах говорить больше не было смысла. Я сделал все, что мог! Но одна мысль все же доставляла мне удовольствие, я не сожалел о содеянном, и даже был горд собою!
Когда я уходил, Сандр уже снова смотрел на меня с приязнью. Он дежурно пожелал мне успехов, а потом еле слышно добавил, видимо все еще принимая близко к сердцу участь своего друга:
– Наш разговор ясно показал мне, что ты не изменишься. Сожалею, что спровоцировал тебя, зародив в душе мысль о девочках. Видишь ли, мне приказали… но ты… ты сопротивляйся, придет время, и ты поймешь, о чем я. Уж теперь-то точно поймешь! Нет и все! Нет, нет, нет! Запомнил?
. . .
Я не успел оглянуться, как предстал перед Комиссией Лояльности. Мне объявили, что в последнем цикле я слишком часто не соблюдал стандартные правила, обязательные для всех, и неверно трактовал воинский долг. Что мои личные показатели невысоки, в следствие чего командование не может доверить мне ведение военных операций. Главный мой недостаток был оглашен особо, и состоял в плохо осуществляемом контроле, как внутренних процессов организма, так и в отношении внешних обстоятельств. Медики отметили, что организованный мною взрыв оказал колоссальное воздействие на мое состояние. И отклонения, которые во мне возникли в результате оного выглядят очень скверно. Не сильно ли сказано? Но я не стал возражать. Ведь я лучше их понимал, что со мной. Это обнажились мои природные способности, моя первичная склонность. Но для Системы это существенным не было. Поэтому я просто слушал голос обвинителя и скучал. А говорил он долго. Список моих упущений был неприлично длинным, моя дисциплина ниже всякой критики. Но за особые заслуги в последнем бою, а также благодаря ходатайству старшего офицера (последнее было сказано почти с умилением) мне подарили возможность на свое усмотрение выбрать между двух зол:
– тотальная ликвидации, то есть небытие.
– и не такое неумолимое, а именно – пройти через смерть с последующим оживлением, которое, (они надеялись), подправит мои отклонения. Ну, а если мои недостатки снова проявятся с той же силой, мои структуры восстанавливать не станут. Потому что дорого. Так что пан или пропал. И так будет три раза, не больше. Веселенькое дело! То есть при тройной неудаче, следующим шагом будет возвращение к первому пункту…