Полупрозрачная шторка шаркнула по балке. Рената ступила на скользкий кафель, оставляя мокрые очертания ступней, прошла к зеркалу, спихивая с глаз прилипшую чёлку. Протерев ладонью, она хотела взглянуть на своё чистое, без единого мазка макияжа лицо, но пар моментально клеился на её отражение.
Хмыкнув, она для начала решила протереть своё обмякшее, испаренное тело, одеться и открыть дверь, чтобы распределить пар по всей квартире. Чтобы холодный воздух подул на зеркало и открыл ей чистый взор.
Выключив свою музыку, ей послышалась другая мелодия: более тихая, гармоничная, нежели у неё – стремительная, завывающая и броская. К лёгким мелодиям добавлялось шипение, скорее всего, яиц на сковороде, а обозначало это только одно – отец уже проснулся. Открыв дверь, Рената громко поздоровалась с отцом:
– Доброе утро, Виктор Анатольевич!
– И вам доброе, Рената Викторовна! – послышалось в ответ.
Как только на краю зеркала можно было разглядеть себя, Рената, оттягивая веки, рассматривала белки глаз: на белом полотне сплетались болезненно красные капилляры. Девушка протёрла опухшие глаза, скрывая и зевок, взяла крем, размазав его по острым скулам, а остатки провела по сухим, потрескавшимся после зимы, рукам.
Выйдя в коридор, Рената вдохнула аромат готовящегося завтрака, всё ещё протирая волнистые волосы вдоль. Кухня поддерживала общий интерьер в голубых тонах, не пытаясь выделяться, а за плитой стоял Виктор – в синем спортивном костюме, который в общем фасоне казался камуфляжем, а голова напоминала болванку, левитирующую в воздухе. Не расслабляющийся даже с годами, держащий себя в форме мужчина пятидесяти лет всё равно прослеживался в морщинах, в съедающих плешью волосах и выбивающейся седине на висках.
Он обернулся к Ренате, которая села на стул, подпирая под себя ногу и облокачиваясь на спинку, с подозрением. С таким же подозрением Рената смотрела на отца.
– Что не так? – решила первая начать диалог Рената.
– Во сколько пришла? – с ноткой претензии спросил Виктор.
– В районе трёх.
– Поэтому и красные глаза, – отвернулся он, чтобы прожарить яйца с другой стороны, переворачивая их резким движением. – Спала, получается, сколько?
Виктор посмотрел на запястье – время указывало ему четверть восьмого.
– Четыре часа?
– А кто говорил, что я ложилась?