.
В 1923 году вступил в партию.
В 1924 году шумно отметил в ресторане свое двадцатилетие.
– Ты блестяще начал свою жизнь, Николаев! – хвалили его приглашенные гости. – Тебе всего двадцать лет, а ты уже большой комсомольский начальник. Какие планы на будущее, Леонид?
– Я надеюсь, что в ближайшее время меня заберут на работу в Ленинградский обком партии! – скромно отвечал Николаев. – Лет через пять планирую стать там начальником отдела. В тридцать лет планирую переехать в Москву в аппарат Центрального комитета партии. Дальше загадывать не буду, но не удивлюсь, если в году так в 1945-ом вы увидите меня на трибуне Мавзолея, а немного позже в самом Мавзолее.
Увы, но светлым мечтам его молодости не суждено было сбыться.
Его часто переводили с одной должности на другую, но либо по горизонтали, либо вниз по карьерной лестнице. В конце концов, в 1933 году он докатился до рядового сотрудника института истории партии, которая была научной синекурой для отставных работников из партаппарата.
Николаев поначалу страшно возмущался и расстраивался, но нечеловеческим усилием воли взял себя в руки и приготовился с честью нести этот крест.
– Эх! Не о том я, конечно, мечтал в юности! – думал он про себя. – Мне светит тридцатник, а я не только не стал большим начальником, а вообще задвинут на научный фронт. Что ж! Придётся смириться с этой участью! Утешаю себя тем, что даже в таком положении, есть свои плюсы. Самый главный из них, что теперь делать ничего не надо. Сиди себе целый день в уютном кабинете и плюй в потолок.
Однако, как вскоре выяснилось, в научной среде были свои законы.
В институте действительно ничего не надо было делать, но при этом обязательно нужно было эмитировать бурную деятельность, плести интриги, лизать известное место начальству и драть глотку на собраниях. Все это вместе называлось «соответствовать должности».
Николаев должности не соответствовал. Он скромно сидел в своем кабинете, почти ни с кем не общался, а на собраниях, где без него хватало крикунов, тихонько посапывал в заднем ряду.
В апреле 1934 года на очередном собрании, когда Николаев прикорнул в уголке, директор института Отто Лидак объявил, что в повестке дня стоит вопрос о переводе одного из сотрудников института на «ответственную работу» в Сибирь.
– Товарищи! Друзья! В наш институт пришло письмо от сибирских товарищей с просьбой о помощи! – хитро поглядывая через линзы очков, сообщил директор. – В Сибири не справляются с работой по контролю над железнодорожным транспортом. Надеюсь, что мне не нужно вам объяснять, что такое железная дорога в наше время. Это перевозки людей, оборудования, зерна и так далее. Если говорить фигурально, железнодорожные перевозки можно назвать венами, по которым течет кровь организма нашей страны. Между тем, Сибирь огромная, а работа транспорта далека от идеала. Не побоюсь громких слов. Скажу вам, как коммунист коммунистам. Сибирский железнодорожный транспорт просто задыхается от недостатка опытных управленческих кадров, которые могут этот самый транспорт контролировать. Не буду растекаться дальше по древу, а скажу прямо: требуется отправить одного из наших сотрудников на выручку сибирским товарищам!