Внутри меня всё замерло. Сердце, казалось, перестало биться, будто боялось выдать моё присутствие. Я почувствовала, как меня обволакивает волна ледяного ужаса: руки стали ватными, дыхание вдруг стало еле слышным, а сознание лихорадочно искало спасения там, где его нет. Каждая секунда тянулась вечностью, а в голове пульсировала лишь одна мысль: «Он здесь, у самой двери».
Сквозь звонкую тишину я услышала собственный стук зубов. Боялась пошевелиться – даже шорох моего рукава казался слишком громким. Мне казалось, что если я тихонько постою так, не дыша, зверь, возможно, не заметит меня и уйдёт. Но в голове уже вертелся образ тяжёлых когтей, скользящих по дереву, – как будто чудовище смакует каждый миг, прежде чем войти и утащить меня в ночную тьму.
Я сжала губы, чтобы не закричать от паники, и попыталась собраться с мыслями. Внутри всё сжалось до крошечной точки, а страх ломал мою волю, словно сухую ветку. Лишь слабый голос разума шептал, что нельзя поддаваться панике, нельзя делать резких движений. Но тело не слушалось, каждая клеточка тряслась в дикого напряжения, а сердце всё-таки продолжало стучать – теперь уже так громко, что казалось, он, этот огромный зверь, способен услышать его и через дверную щель.
Я стояла, словно статуя, вжавшись в стену, и молилась, чтобы эта ночь не стала последней. Я напряженно прислушивалась, но снаружи все стихло. Но, полная, почти звенящая тишина только усилила напряжение. Я замерла посреди избушки, будто пригвождённая к месту: в ушах звучал лишь гул собственного пульса, а перед глазами всё ещё стоял образ косматой тени у двери. Склонив голову набок, я вслушалась – ни шороха, ни скрипа. Казалось, весь лес затаил дыхание.
«Наверное, он ушёл», – пронеслось в голове. Руки немного расслабились, и я хотела уже вздохнуть с облегчением, прогнать липкий страх, но что-то во мне упорно твердило, что рано успокаиваться. Возможно, медведь притих, скрывшись в тени, чтобы перехитрить меня. Слишком уж неожиданной было его появление, слишком близко он подошёл к избушке.
Я сделала осторожный шаг к окну, почти на цыпочках, боясь даже задеть половицы, которые могли бы предательски заскрипеть. Облизала пересохшие губы, вглядываясь в ночной мрак за мутным стеклом. Снаружи застыл тёмный, недвижимый лес: редкие пятна снеговых сугробов поблёскивали в лунном свете, ветки деревьев не дрогнули ни на дюйм.