2. БЕЛЫЕ ЛОСКУТЫ, ЧЕРНЫЕ НОГИ
Мое первое яркое воспоминание – это первое мое путешествие. Лето я провел в Кифисье, в предместье города под названием Афины, а потом поехал в первый раз в Александрию, в Египет, где жил мой хозяин.
Про Египет я вообще и понятия не имел. До этой поездки я помнил только огромный сад в Кифисье, где было много деревьев и цветов – повсюду цвели цветы, цветы и снова цветы. Я был тогда маленьким, кто подарил меня моему хозяину – не знал. И как понимаете, для нас, как и для вас, впечатления этого возраста проходят без следа.
Впервые я оказался на большом корабле. От моря шел сильный запах, задувал ветер, а в трюме была пропасть мышей. Какая же радость для собачки протискиваться между сундуков и коробок и одним рывком душить мышей, огромных, как кролики.
Вся семья путешествовала вместе. Но особенно теплую дружбу я водил с Лукасом и близнецами, Аней и Лизой, тремя младшими детьми моего хозяина. Они часто приходили и играли со мной на окраине кифисийского сада, где жил слуга Соти́рис. Там же стояла и моя конура.
Я не очень хорошо знал своего хозяина. Он приехал из поездки накануне нашего отъезда из Кифисьи со старшим сыном, Ми́цосом. Что же касается двух дам, госпожи Васиота́ки и Евы, ее старшей дочери – той было уже пятнадцать, и она больше не снисходила до игр, – я едва их знал. Редки были их визиты в мой уголок сада, как и ласки их.
На корабле было очень оживленно. Пассажиров было полно, и со многими я подружился.
Только с одной девочкой, миловидной голубоглазой англичаночкой я был в раздоре с первого дня.
Но возможно я сам был в этом виноват?
Она сидела в парусиновом кресле рядом с Мицосом и беседовала с ним. В руке, что свешивалась с подлокотника, она держала лоскут белой ткани и во время разговора с Мицосом медленно водила им туда-сюда так, что это возбуждало мой охотничий инстинкт.
Я навострил уши. Лоскутная тряпочка продолжала двигаться вперед-назад, словно говорила мне:
– А вот и не поймаешь, а вот и не поймаешь, а вот и не…
– Ах так, да? – вырвалось у меня.
Одним прыжком я подскочил к англичаночке, выхватил у нее эту тряпку из рук, тряханул пару раз, чтобы та испустила весь свой тряпичный дух, зажал тряпку в лапах, два раза куснул и порвал на три части.
Откуда мне было знать, что поднимется такое возмущение из-за какой-то тряпочки, которую я прикончил!