Девочка так разоралась, как будто я ее оскорбил, она завопила, что я разорвал ее кружевной платок. Мицос, Лукас, господин Васиота́кис, близнецы, все они повскакали с мест и закричали:
– Буян! Буян!
Я не знал, кого первым слушать и к кому первому бежать. Госпожа Васиотаки твердила, что собаки не годятся в спутники. Одна Ева оставалась в своем шезлонге и хохотала от души.
Я остановился поразмыслить, как бы всех уважить, как пойти ко всем сразу, и тут меня схватил Мицос и надавал тумаков.
Больно не было. Пара шлепков по спине – не стоит и речи. Но достоинство мое было крепко задето, ведь я не очень хорошо еще был знаком с Мицосом, чтобы терпеть от него такие вольности в обращении со мной.
Я тоже разозлился. На всех. Не захотел пойти к голубоглазой англичаночке, хотя она и раскаялась теперь и звала меня к себе. Не нравятся мне люди, которые лезут ко мне без спроса, и я хотел ей показать это.
С поджатым хвостом я ушел от них и спустился в трюм, где набросился на мышей. Всех, кто попадался, всех передушил. Так я отомстил этой глупой девчонке, которая нашла повод для ненужной суеты.
Этой ночью мы остановились в каком-то порту. В суматохе подплывали лодки, раздавались крики, люди кто поднимался, кто сходил на берег, но моих хозяев видно не было. Один Мицос поднялся на палубу и завел разговор с лодочником, дедом Ла́мбросом. Он расспрашивал, нет ли новостей от некоего капитана Манолиса и от двоюродного брата Перикла, что проживал вместе с капитаном Манолисом.
Все хорошо у них в Ираклионе, отвечал дед Ламброс, у бабушки тоже хорошо, она посылает ему приветы – они ведь очень старенькие уже, а Перикл еще мал, потому и не смогли ночью приехать повидаться с моими хозяевами.
Разговор был неинтересный, я никого не знал из тех, кого упоминали, так что я просто глазел по сторонам и слушал разные речи вокруг себя.
Порт назывался Суда, а место – Крит. Это была родина моего хозяина. Крит это остров, то есть большой кусок суши, окруженный водой. Я, правда, не обегал его кругом, так что поручиться вам не могу. Предпочитаю говорить о том, что видел сам.
Мы отплыли еще до рассвета, а на следующее утро, на заре, увидели желтую полоску суши, по ней были разбросаны кучами огромные камни. Когда мы приблизились, я различил, что эта полоска – земля, а камни – дома и ветряные мельницы. Потом я увидел мачты и множество лодок, потом черные горы угля, белые горы мешков, желтые горы досок, все это громоздилось вдоль берега. Затем я различил людей, сновавших туда-сюда.