Пока я училась в школе, то не знала отказа в деньгах и ни в чем не испытывала недостатка. Выражаясь иначе, будучи школьницей небольшого городка, которая еще не успела повидать мир, я могла получить практически любую вещь, если она не была из мира фантазий и уже где-то производилась. При этом никакой одержимостью к приобретениям я не страдала. Частенько какие-то вещи, о которых я даже и думать не думала, мне дарили дяди и тети, точнее, папины и мамины подчиненные, коллеги и друзья. Среди таких подарков были игровая приставка, корейская косметика и привезенные из Гонконга первоклассные электронные часы. Сказать по правде, ко всему этому я относилась спокойно.
Поскольку папа стал жить дома, гостей у нас постепенно прибавилось, причем настолько, что я уже не могла различить кто есть кто, поэтому вместо того, чтобы вспоминать, как кого зовут, обращалась ко всем одинаково – «дядя» или «тетя». Только по манере разговора я могла угадать, кто из гостей являлся коллегами, кто – друзьями, а кто – просто подчиненными. Со временем мне стало казаться, что такое разделение бессмысленно, поэтому гадать кто есть кто я и вовсе перестала.
Всякого добра в нашем доме тоже прибавилось – что-то из него относилось к разряду подношений, считавшихся обязательными во время первых визитов, что-то дарилось на Новый год, что-то – на дни рождения. Как говорится, если кто-то хочет сделать подарок, найти причину можно всегда; думаю, помешать такому не в силах даже специально обученный человек. Все эти подарки вручались настолько искренне, что отказаться от них родители были бессильны. Чаще всего нам дарили сигареты, алкоголь и чай; после ухода очередного гостя родители начинали обсуждать, кому бы все это передарить. В свое время папа даже прилюдно объявил, что бросил курить, но сигареты ему дарить так и не перестали. Беговую дорожку, гимнастический тренажер, массажное кресло мама передала в сестринскую школу для общего пользования преподавателей и студентов; кондиционер и вентилятор папа отвез в прорабку на стройплощадку.
В те годы никакого регламента из восьми пунктов[27] не существовало, принятие любых подношений, кроме денег, никаким разложением не считалось. На местах не было разграничений между тем, что считать разложением, а что – нормальными человеческими отношениями.