И как бы не желал хоть чуточку образоваться в отношении неведомых ему терминов и чуждого языка компьютерных фанатов наш несчастный майор, томящийся в теле инородного существа, лишённого всех общепринятых норм, но именуемого в наш век человеком, спросить или выведать через мысли сего юноши хоть что-то, увы, не мог, да и вряд ли бы и смог, даже при наличии собственного тела, поскольку диалог с находящимся в подобии шаманского транса наркоманом состоялся бы вряд ли, по причине абсолютной невменяемости юного Александра.
В момент, когда приехала скорая, и дежурные врачи прокололи руку Александра-младшего шприцем, вводя в кровь юноши мощное седативное средство, барыга уж соскочил, непрофессионально оставив после себя элементы незатейливой наркоманской кухни.
“Тоже мне – барыга!” – возмутился такому делу майор, вспоминая, как сам наущивал крышуемых на Патрисе* дилеров гасить палево, и откачивать своих клиентов, всегда имея при себе необходимые инструменты и лекарства первой помощи: “Этот – даже водой холодной не облил…” – презрительно ворчал вслед исчезающим за дверью розовым кедам в фиолетовых феньках черепов майор, взирая на перевёрнутый от лежания на полу мир сквозь приоткрытые щёлки глаз Александра.
– Уж и не знаю, – секрет это для вас или нет, но сын ваш – натуральный наркоман… Плюс ещё и воздействие компьютера на психику… У нас такими пациентами забиты все палаты! – пристально глядя сквозь очки на мать Александра, обвинительно сообщил свой диагноз молодой врач в белой повязке на носу.
– Не может этого быть! Не хочу ничего слышать об этом! Как вам не стыдно выдумывать подобные глупости, оговаривая моего сына! – ругалась на врача в ответ мать, держась за голову руками и бегая по комнате из угла в угол.
– Давайте сделаем всё возможное, и, если ему станет лучше, забудем об этом инциденте… – всовывая в розовую ладонь молодого практиканта, направленного на дежурство по срочным вызовам триста долларов, зашептал на ухо врачу старший брат Александра Пушкин.
– Скоро он придёт в себя, но если подобные вещи вновь окажутся у него под рукой, то за исход дела я не отвечаю… – кивая на рассыпанные среди зеркала порошок и таблетки, сочувственным голосом отозвался из-под марли врач, и глаза его вопросительно уставились на Пушкина, ожидая чего-то ещё, помимо полученного гонорара за услуги и молчание.