За гранью кочевого солнца - страница 8

Шрифт
Интервал


Яркая вывеска «Постоялый двор на Кильмези» венчала новый этап в жизни Арсения Дерябина.

С осени в заведение потянулись гости. Торговцы, крестьяне, посадский люд, люди в мундирах. Чиновники, ревизоры, урядники – все они, утомленные дорогой, делали вид, что случайно оказались у постоялого двора, но неизменно останавливались. Завидев дорогую коляску, Арсений спешил навстречу важным господам, предлагая лучшую комнату с шелковыми простынями. Его заведение стало уважаемым на сотни миль вокруг. Теперь его не звали просто Арсением – он стал Арсением Филипповичем. Жители Кильмези и окрестных сел снимали перед ним шапки, понимая, какой важный человек стоит перед ними.

Доходы росли, кредит был погашен досрочно. Но Дерябин не спешил делиться богатством с семьей. Глафира Алексеевна хлопотала на кухне, сестры стирали белье, убирали номера, ухаживали за скотиной. А сам Арсений уже мечтал о расширении. Гостей прибывало всё больше, мест не хватало, часто возникали ссоры из-за свободных комнат.

Тогда у него родилась новая идея: построить еще одно здание на десять комнат. Однако строительство требовало больших вложений. Долго раздумывая, он пришел к решению – купить лесопильню и делянку. Проведя расчеты, Дерябин снова отправился в губернский город и заложил в банке дом и постоялый двор.

Начались трудные времена. Лесопильня обошлась в огромную сумму, и быстро окупиться не могла. Тем временем стройка съедала последние деньги. Пришлось продать последние участки земли, а затем – и лошадей, и скот. К моменту завершения работ Арсений остался без копейки.

Осень выдалась дождливой. Дороги размыло, путников стало мало. Впервые за долгие годы Дерябин узнал, что такое голод. Но он ждал. И дождался. С первыми морозами на тракте появились купцы, зажиточные крестьяне. Дорога ожила. Постоялый двор наполнился людьми, а в трактире стало не протолкнуться. В конторке снова зазвенели монеты.

– Ох, Арсений! – всплеснула руками мать. – Опять сумел выкарабкаться. Думала, дело твое пропало!

Женщина повернулась к иконостасу, трижды перекрестилась и шепотом поблагодарила Господа.

– Жениться тебе пора, сынок, – мягко сказала она. – Тебе уж двадцать пять. Батюшка в твои лета троих детей воспитывал. А ты всё один… Не дело это.

Арсений только отмахнулся. Он знал, что нравится женщинам – и девицам, и замужним. Но никто не трогал его душу. Он видел, как живут семьи вокруг: бабы рожают, мужики сутками в поле. Нет, не такой жизни он хотел.