Василий хитро улыбнулся и вдруг вытащил спрятанную в укромном углу настоящую шоколадку «Аленка». Она поняла, откуда шел этот тонкий знакомый с детства аромат, и совсем уж по-детски прижав к себе шоколадку, обняла его и поцеловала в щеку.
– Моя мама в детстве на праздники всегда покупала мне эту шоколадку, – просто произнесла она.
– А ведь где-то есть и моя мама, – вздохнув, произнес он. – Мне бы так хотелось увидеть ее, как она выглядит. Спросить, почему она со мной так поступила. Может, она девчонкой была, залетела и не знала, что делает.
Его голос потеплел, в глазах мелькнула грусть.
– Я бы очень хотел найти ее, но у меня нет такой возможности. Да и незачем ей знать, что ее сын – беглый убийца. Вот такая безысходность! А безысходность – это когда ты уже ничего не можешь изменить, твой выбор сделан кем-то другим.
– Как же мало ласки и тепла ему досталось! Не удивительно, что он такой, – подумала она и вдруг застыла в своих мыслях.
– Думаешь о детях? – спросил он с подозрением. Люба погладила его по руке, желая смягчить ситуацию.
В этот день им не было скучно вдвоем. Как каждый вечер, он держал ее на коленях, сидя перед горящей печкой. Она отламывала от шоколадки маленькие кусочки и клала в рот то себе, то ему, покачивала голыми ногами и вообще вела себя, как девчонка. Он снисходительно улыбался, гладил ее тело, прижимал к своей груди ее голову, грел своими огромными лапищами ее небольшие груди. Судя по тому, как блестели его глаза, ему это нравилось.
Наконец, схватив ее на руки, как перышко, он понес ее в постель. Всю ночь, нежно сжимая ее в своих огромных объятиях, мягко вдавливаясь в нее всем своим существом, хотел лишь одного: вобрать ее в себя всю без остатка и никому! никому на этой земле ее не уступить. Ни детям, ни матери, ни тому обществу, в котором она жила, ни всему миру вообще!
Была ли его любовь плодом его маньячных фантазий, или в его душе проснулось и проросло нечто истинное, идущее от неизвестных его генов и закрытое черными поворотами судьбы, Люба не знала. Закрыв глаза, она просто шла за его порывами, просто отдавалась ему, уже не спрашивая у своего сердца, сознания и порядочности разрешения. Просто любила этот момент своей жизни и его в нем. Словно на этот счет не было сомнений ни у него, ни у нее.
А дальше? Что будет дальше с тобой, Любочка? Где тот горизонт, который ты так хочешь перейти, шепча по ночам имена своих детей? И не знаешь, что он каждую ночь подолгу смотрит на тебя, спящую, и слушает эти имена, запоминая их и уже ненавидя, потому что не хочет, чтобы даже самая мизерная частичка тебя досталась кому-то еще.