Русский как иностранный - страница 5

Пусть война и гибель – но чтобы мы, мёртвые, стали, как у МакКрея, маками, а не грязью. Пусть будет «несовместимое совместно в мире» (МакНис).

– этот финальный повтор у Фроста Кудрявцев превращает в заклинание и завет именно потому, что Другому так можно, а ему самому так нужно (сам Фрост больше про смирение, чем про волю, и в известнейшем русском переводе Григорий Кружков повторяет: «И до ночлега путь далёк»).

И завершающий ибсеновский монолог – поставлен на это место, чтобы обозначить ровно то, что зияет своим отсутствием в мире, который видит и о котором говорит современный русский поэт на протяжении всей своей книги. Личное достоинство. Жизнь, проходящая не напрасно. Способность увидеть в малом свершении великий смысл. В отсвете, отбрасываемом этим финалом на всё предшествующее ему, мы наконец различаем и там еле брезжущую надежду: «стоит небесный град на сваях / забитых мёртвому в живот».

Дмитрий Кузьмин

всё что нас не сразу убывает

поначалу делает синее

медленно идёт голосовая

в голове становится яснее

всё что мне дано точнее выдано

серое бельё сырою стопкою

томик недочитанного идена

родина болотистая топкая

всё что бечевою перемотано

сверено с инструкцией по описи

ничего я не забуду если вот оно

как на пересылке или в хосписе

койку передвинь под угловое

застели холодное и чистое

чтобы стало легче и лучистее

прежде чем накроет с головою

Недобитые пешки едва тащатся завывая, они расставляют вешки, потом забивают сваи. Уже вдалеке огни и дым караван-сарая, до которых дойдут одни, когда кончится силовая акция, а другие – не вытянут сбитых ног из белых, как сон пурги, и чёрных, как грязь, сапог, квадратов своих траншей, пришей им кресты на лоб, лобок им побрей от вшей.

Дальше идут слоны. Хоботы их полны будущей тишины, немоты, темноты и глины. Диагональ длины, где все перед ней равны: на башнях ладей – людей не разглядеть с равнины. Так слепо они свистят, что поезда предместий, как кони хрипят спустя о ненависти и мести. Эта война страстей, где набранных скоростей хватит всего одной из вытянутых мастей.

Из-за нехватки времени может уже нельзя в схватку пустить резерв застоявшегося ферзя. И как, недвижим по пояс, в почву забит кремень, на ступенях Кремля построясь, офицер хватается за ремень. Наблюдателей нет, точнее, что через толщу лет и слои воды, они изучают молча сделанные ходы. Покуда часы роняют со Спасской свои флажки, можно двигаться в будущее, неуверенные шажки. В следующий раз сыграем в шашки, не в поддавки.