Телевизором все последние годы жила и мама. Телевизоров, было в квартире два: один на кухне – в вотчине отца, другой в комнате – где доживала свой век на кровати мама. Еще со времен трудоспособности она стала отекать в ногах, мучилась при ходьбе, а лет за пять до смерти слегла и кое-как ковыляла на ходунках только в туалет и на кухню, где они вместе с отцом завтракали и ужинали. В предсмертный год многолетнюю семейную традицию пришлось нарушить: мама слегла окончательно, и отец приносил ей еду в постель. Он был верен ей до конца. Точнее, он был верен ей в последнем их пути, овеянном обретенной мудростью и наваливавшейся немощью. Ибо в супружеской жизни в немудрой молодости он верен был ей, как это часто бывает, не всегда. Но они выпрямили все углы. Когда в последний раз мы уносили ее, ставшую очень тяжелой, в машину скорой помощи – волокли в мягких носилках по полу квартиры, по лестнице в подъезде, в октябрьском холодном сумраке двора – мама не сводила глаз с отца, словно заклинала его жить дальше, без нее, оставаясь человеком, и не отравлять жизнь детям. Она смотрела на него, а он смотрел на нее. И разрыдался только у гроба при прощании. Он просил у нее – кто простил ему всё – прощения за то, что было ведомо только им двоим. Так им казалось, так им хотелось, чтобы было. Чтобы дети не знали, что и на солнце бывают пятна.
Мама умерла от почечной недостаточности. Мы лечили ее от всего, но только не от почечной недостаточности. От варикоза, остеохондроза, тромбофлебита, цистита, атеросклероза. Хотя что значит – лечили? Пытались сами ставить диагнозы и занимались самолечением. Мама наотрез отказывалась обращаться к врачам и везти ее куда-то прочь от родной кровати. И даже разросшаяся пупочная грыжа долгие годы не могла послужить причиной, которая заставила бы преодолеть ее упрямство в попытке продлить жизнь. Только после того, как она однажды упала с костыля и разбила голову, в травматологии нам сказали, что и грыжа, неровен час, оставит сей мир без ее теплого присутствия среди нас. Но про почечную недостаточность нам никто так и не сказал. Она мочилась под себя, страдала от болей в спине – и жутко переживала от своей беспомощности. Отец стирал за ней белье, натирал мазями спину и… поддерживал в ее желании как можно дольше оставаться дома, рядом с мужем, в родной постели, с родным телевизором.