Раймонд провёл рукой по лицу, словно стирая остатки прошлого разговора, а затем перевёл взгляд на Симеона и Аурелиуса. В их глазах читалось одно и то же: понимание того, что они больше не контролируют ситуацию.
– Мы вышли из доверия, – тихо произнёс Раймонд, сложив руки на груди.
Симеон не сразу ответил. Он сидел, глядя в пустоту, будто пытался мысленно вернуться в несколько минут назад, проанализировать каждую деталь, найти точку, где они упустили контроль.
– Выбор новой демоницы всегда оставался за нами, – наконец произнёс он, голос его был глух, наполнен не просто холодным анализом, но редким оттенком настоящего раздражения. – Сотни лет этот вопрос решался здесь, в этом зале. Мы выбирали, мы утверждали, мы направляли.
Аурелиус тяжело выдохнул, откинулся в кресле, сцепил руки на животе, будто обдумывал произошедшее не как политик или стратег, а как хирург, осматривающий больного перед неизбежным разрезом.
– Они решили сделать это без нас, – проговорил он, в его голосе не было удивления, только осознание. – Лифтаскар больше не спрашивает нас, не ожидает подтверждения. Они сами решают, кто станет новой владычицей.
Раймонд медленно кивнул.
– Это означает одно, – он говорил жёстко, чеканя слова, чтобы они не распались в воздухе без твёрдой формы. – Мы потеряли их доверие.
Симеон чуть приподнял уголки губ, но это не была улыбка. Скорее, выражение человека, который осознаёт, что только что оказался в ловушке, но пока не готов с этим смириться.
– Потеряли доверие? – его голос стал тише, но в нём звучало что—то похожее на горечь. – Они не только лишили нас выбора. Они фактически исключили нас из процесса, который мы контролировали сотнями лет.
Раймонд сделал короткий, резкий жест рукой, отбрасывая эту мысль, как надоедливую муху.
– Они считают нас ненадёжными. Они видят, что сеть рушится, что наши люди исчезают, что бордели больше не работают как прежде. Они хотят вернуть контроль в свои руки.
Аурелиус покачал головой.
– Если бы они просто хотели вернуть контроль, они бы дали нам шанс исправиться, дали бы нам новые указания. Но они этого не сделали. Они пришли сюда не за советом, а с уже принятым решением.
Он посмотрел на Раймонда, затем на Симеона, и на мгновение в его глазах мелькнуло то, что он редко позволял себе показывать – настоящее беспокойство.