Все мои преподаватели в той школе были священниками-иезуитами, нашпигованными благопристойностью и цитатами из священного писания, что, как вы понимаете, делало их идеальными мишенями для моего подросткового ехидства. Американская система школьного католического воспитания категорически не приемлет даже малейших проявлений юношеской непокорности, поэтому вряд ли я задержался бы там надолго, если бы один из моих учителей, отец Тарталья, преподававший рисование и историю искусств, не взял меня под свое покровительство. До сих пор не знаю, зачем ему это понадобилось – возможно, он как раз и был одним из тех, «кого моя тетя знала и кому доверяла», а может быть, это произошло потому, что я был лучшим по рисованию во всей школе.
От отца Тартальи я перенял любовь к чтению легкомысленных светских книг, обыкновение изображать бурю тлетворных страстей на лицах невиннейших святых мучеников и жизнерадостно-циничное отношение к церковным догмам. Он, например, считал, что вовсе необязательно слепо принимать на веру все изложенное в священном писании, потому что никто не знает наверняка – кем, когда и для какой цели все это было написано.
«Скорее, – говорил он, – к религиозной догматике следует относится лишь как к одной большой метафоре; именно же как к персту, указующему прямо наверх, в божью обитель».
Под «божьей обителью» он понимал некую абстрактную точку прибытия для тех, кто не довольствуется обычной верой, но стремится обратить веру в понимание, понимание – в знание, а знание – в мудрость. Живопись, чтение и музыку отец Тарталья считал наилучшими методами, которые помогают на пути к обретению этой мудрости, что в конце концов и сподвигло его сложить с себя духовный сан и присоединиться к известнейшей группе в стиле готик-металл, чьи нечеловеческие завывания, по злой иронии, до сих пор внушают уверенность многочисленным ее поклонникам в том, что до ада рукой подать.
Лишившись покровительства наставника, дружба с которым была мне очень дорога, я счел обучение законченным и, потратив все свои деньги (и некоторое количество чужих, должен признаться) на поддельные права и билет до Нью-Йорка, отбыл в неизвестном…
«Поз-звольте! – возмущенно воскликнут мои самые интеллигентные читатели. – Мы внимательно ознакомились со всеми вашими маловразумительными пассажами про «указующие персты» и прочей подобной чепухой, но так почему-то и не обнаружили никаких следов гомоэротических аберраций, неотъемлемо присущих, как нам доподлинно известно, данной социальной среде… кроме, разве, мимолетного упоминания о телесных наказаниях подростков – которое, впрочем, никак не может удовлетворить нас ни в эмоциональном, ни, тем более, в духовном отношении!»