Моему взору открылось пространство обширного зала. Точные его размеры мешала определить густая ватная тьма, которую не могли рассеять зажженные свечи, стоящие на полу по кругу на расстоянии пятнадцати-двадцати ярдов друг от друга. Это обстоятельство живо напомнило мне мой ночной кошмар. Посредине круга спинами ко входу неподвижно застыла молчаливая толпа, состоявшая из нескольких десятков людей.
Все они были одеты, насколько я мог судить, в длинные, по-монашески подпоясанные темные балахоны, и сосредоточенно смотрели в одном направлении – туда, где под неторопливый мерный ритм, отбиваемый невидимым барабанщиком, происходило какое-то действо.
Я с сожалением вспомнил об оставленном в машине плаще, но вдруг увидел прямо рядом с дверным проемом вешалку с одеждой. Приоткрыв дверь пошире, я протянул к ней руку и ухватил что-то темное и длинное. Под красной лампой я осмотрел свою добычу. Это был темно-серый балахон из грубой хлопчатобумажной ткани, похожий на клобук монаха-францисканца.
Пока что удача была подозрительно благосклонна ко мне – настолько, что просто нельзя было не разглядеть здесь очередную ловушку. Эта мысль не нашла отклика у моего помощника. Я вторично вздохнул, надел балахон через голову и затянул его на талии снятым с джинсов ремнем.
– Значит, вхожу. Непринужденно. Снимаю видос. Очень быстро выхожу. Сорок миллионов. Мальдивы.
Включив запись и видео на телефоне и все еще бормоча самому себе инструкции, я проскользнул внутрь. Для того, чтобы неслышно приблизиться к толпе, мне пришлось подстроить свои шаги под глухие удары барабана. Должно быть, со стороны это выглядело довольно-таки по-дурацки.
Только подойдя к тем людям впритык, я понял, что все предосторожности были напрасными. Они стояли плотным кругом в два-три ряда, напряженно уставившись в одну точку. Их лица скрывали капюшоны. Стоявшие в противоположных рядах были едва различимы в темноте. Я нашел достаточно широкий промежуток между головами загадочных зрителей – и наконец увидел то, у чему были прикованы их взгляды.
Хрупкая девушка в таком же балахоне с поднятым капюшоном, как и у остальных, только вроде бы красного цвета, приняла из рук коленопреклоненного сектанта тускло поблескивающую золотом чашу, медленно выпила все ее содержимое и, резко размахнувшись, отшвырнула эту чашу куда-то так далеко в темноту, что я не смог уловить звук ее падения. Затем в совершенном согласии с ритмом барабана она плавно и бесшумно начала двигаться по кругу, одновременно вращаясь с разведенными в стороны руками. Разглядеть это я мог только благодаря ее перемещению между немногочисленными участками, куда проникали скупые лучи свечного света.